.                                                           Глоток холодного вина.

Пёстрый день возник и греется на солнце. Сухая земля в трещинах. Виноград  далеко от колодца зимнюю влагу извлекает. Лук полив не балует. Водолюбивые овощи возле колодца вырядились грядами, пить корни просят.

Красимир Святославович крепко желает выпить. Имеет он много хороших, и ещё больше плохих привычек. Одна из самых значимых:  есть брынзу с арбузами, и пить вино с брынзой охлаждёнными на дне колодца. Глубокая вода прохладу обнимает, неизменны  ощущения подземной тайны, полнота еды без холодильника выставляет вкусности. Царапает живот распорядительная свежесть.

 Чешет с пристрастием выпирающий живот Красимир Святославович, опустил на дне холодного колодца закреплённый на цепи, четырёхлитровый зелёный старинный стеклянной галлон наполненный вином по самое горло. Ух…, с утра горло сохнет.

 Зной стоит с самого начала дня, обрадует колодец глотку в жаркий обед, успокоит пыл. Весь розовый от прилива крови, гордо, повелительно и моложаво ходит начальник колхозного зерносклада Красимир Святославович, ступает твёрдо, как тот откормленный жеребец, что вольно по просторному гарману бродит. У обеих шеи вздыблены, присутствие сытости и горячность носят.

Красимир Станиславович после сельхозтехникума, тринадцать лет ключи главного богатства носит. Работает завгарманом. А человек! Непривязанного коня жеребёнком застал. Первым делом по его личному указанию, на высоком портале главных ворот зернохранилища, возле больших весов, натянули из перекрашенной жести лозунг времени: «Хвала земле - что родит хлеб». И коня вздыбленного нарисовали. Одобрил район. Хозяина смышленого подобрали. Имеет основание быть замеченным. Тоже начальник. С новиной и напитками крепко дружит. Скрипят рессоры районных машин, багажники в землю зарываются, когда с гармана выезжают: нужный специалист на зерне сидит. Лелеет своё лично улаженное самочувствие значимый человек, весёлую дружбу носит по жизни, с начальством братается. Радостную песенку вдруг вспомнил удачливый хозяин гармана, ровно слоги рядит:

                                     Стакан холодного вина                                                       

                                     Веселью моему вина.

                                     Ещё два лакомых глотка

                                     Жизнь прекрасна и гладка…

Своего одиннадцатилетнего сына, тут же прогнал из кованного металлическими обручами горнила.

- Это дело взрослых доставать дар из глубокой воды, - прикрикнул он, - для мальцов тут сплошные опасности, наружу вылезают дьяволята с предлинными кочергами, дежурят тяжёлую воду на дне, заглянешь, могут утянуть безвозвратно. Страшно.

Огник сделал вид, что испугался, был смышленым и бедовым, весь в отца. Спросил:

- А кроме вина, что ещё черти дают. Шоколад там есть?

- Вино дьявольский продукт, а шоколад позднее изобретение, черти ещё не научились такие сладости лить. Беги.

Огник не поверил, но убежал. После ухода отца, спросил у бабушки про чертей в колодце; возилась возле печки, её движения простоту сердца рисовали, хлеб и горячие пампушки с брынзой, печь будут тёплые руки, у самой в руках длинная кочерга, указала старому поднести ещё сноп подсолнуховых стеблей. Огник пошёл вслед за дедом, стал у него допытываться про шоколад в колодце.

- Пойду папиросы покупать, куплю тебе леденцы, - ответил дед.

Утомлённый на работе уборкой зерна, в обед жаркого пыльного дня, принялся Красимир Станиславович доставать охлаждённое вино. Огник подглядывает. Закрутил ворот, бутыль с привязи сорвался, плюхнулся целым в воду, остался полуутопленным корабликом плавать по ужатой воде. Пробовал ведром поймать; пытался сеткой достать, не получилось, так и оставил. Черти боятся взрослых, не тронут сосуд. Охота Огнику изблизи подсмотреть.

Дед возмущён, нельзя плюхнуть ведро, бьёт жесть по стеклу, неполное вылезает ведро, мало воды на грядках выливается. Осторожничает дед. И отец охладел к холодному галлону, обозлился на колодец, на гармане обедает. Дед негодует: сколько кувшину не плавать, разобьется от скуки и обиды.

 Огник с палкой бегает вокруг горнила, ему кажется: черти кувшина боятся, его гиканья испугались, убежали насовсем. Паук сплёл возле ивы большую паутину, чертей не поймает; хотел веткой разорвать, но передумал, - пусть паук комаров ловит, они по вечерам кусачие. День упал, поливает дед нагретые грядки. Другой работы не будет. Скандалят, оголтелой бранью ругаются отец с дедом в вечер, пыль столбом под лампочкой стоит. Сорвавшуюся с цепи бутыль достать надо. Колодец вода! Не вино!.. Соглашается Красимир, - отец мужик хозяйственный, не чурается корысти его расторопность, ум ленью не водит. Пусть сам достаёт если может.    

…Поздним утром Огник осмотрительно приблизился к кованому горнилу, учится не знать страха; изгнанный страх – смелость рождает. Бабушка сказала: один раз в месяц, в ночь новолуния, краешком серпа луна царапает зеркальное дно колодца, надолго прогоняет чертей. Ночь - друг звёзд и того кто не боится темноты. Огник боится, чёрти в душу влезли, спрятался задор. Оглянулся, ветром снесло закат, скрылся весь горизонт. Темно, на небе луна серпом сделалась, затаилась, подальше от страха, в облака уходит, черти с кочергой выползают, и бабушка спать зовёт. Истомился за день, длинн…но  зе…ев…вает.

Снится малому человеку, что вода превращается в цветы, цветы разбежались по угодьям, плавают, опыляют смелые шаги луг, порча вкралась, выбежали, топчут черти водянистую поляну, пляшут. День в день ударяет, бреднем воду не достанешь. А гостинцы из воды сырые выпрыгивают, их месить, выпекать в печи надо. Блестят мазанные яйцами коврижки, …найти надо, в давнину скрылся весь мир…

Давно было бедное время. Вода - жизнь. Два брата с крестьянским усердием на меже дворов копали один колодец, в шалашах ещё жили. Медленно, с простотой и весельем выходили из крайней нужды, земли много, общая забота их крепче роднила. Всего одним противнем из печи крестины частые справляли. Потом раздел пошёл, невестки нового людского ряда ревновали общую принадлежность, своих детей вокруг себя водили, в глазах их корысть, и мщения природы стоят, и плакали, когда мужья долго воду доставали, длинно застаивались со свёрсткой на меже. Ещё колодезь требовали: моё, так до конца моё! Железобетонные кольца новое время носят; не дикий камень городить, упорно землю крепит круглый бетон, обвалы не страшны. Обустраивалась, отгораживалась селитьба друг от друга, немеют носители старины, в бездну проваливаются.        

…Огник прогнал боязнь, открыл крышку колодца и посмотрел вниз, стоит колодец камнями огороженный. Вода внизу твёрже страха, ночь новолуния пропала. Дьяволята скрылись, спрятаны длинные кочерги, не сильно пугают. Галлон наполовину утонул. Горячо по земле солнце стелется, ветер забыл, что он есть. Оглядывается, нигде никого - солнце и он. Листает лето сухие долгие дни. Маму с полеводческим звеном рано машина увезла, бабушка в доме с младшей сестрой возится, дед за папиросами и батончиками в магазин ушёл. Одна жара над ним. Дно колодца смотрит тусклым большим глазом. Черти, со слезами и смехом пропали. Огник, утопил цепь с ведром на дно. Взрослые с натяжкой крутят рукоятку вала, стал он опускаться по цепи вниз. Холодное железо жжет руки, нагретый воздух медленно пропадает. До самой воды заплетал ноги в овальные цепные звенья. Удручает беспокойство, упали в пропасть благодать и смелость, тихо и боязливо себе сказал: - Нет чертей…

Гулко внизу голос слышен, растворяется тягость, перехитрил, напугал дьяволят. Глянул наверх, камни узко тянутся к небу, длинная круглая дыра нарезает тишину, глаза потемнели, яма холодно и скучно смотрит в синеву. Вода, придавленная огромным пластом земли, стоит угрюмо, хранит безмолвие затаённого страха, немеет от растаявшей тревоги. Погрузил толстостенный бутыль в ведро, туго закрепил привязью, и пошёл наверх подниматься, медленно обвивает цепь, пыхтит, с трудом движется, снова ноги рукам помогают.    

Через проулок, за сетчатой проволочной изгородью, за невысохшими квадратными кизяками, за саманным увалом, дед Кирило Дуда тяпкой сорняки сечёт, от сухости земля просела. Каждое лето: ожидание дождя и сорняки, слоится лежалая пыль, в потерю лезет. Необычное в глаза ударяет, бросил тяпку Дуда, через кизячные прясла и скрипучую калитку тихо пробрался, сам не знает что увидит. На корточках подполз, глянул в колодец, слабо отошёл, сел на нагретые камни, закурил, перебирает увиденное, не знает, стоит ли удивление прятать.

И Станислав снизу идет, повесил на локоть брезентовую сумку, задумался, обходит колючую дерезу, что вместо забора растёт. Телега длинная по кочкам мимо проскочила, на ферму бидоны с обратом везёт. Махнул головой молоковозу. Аж четыре коня в дрогу запряжены, будто дорогу развезло; четвёртая худая лошадь, лишь бы пристёгнута.

 …У колодца обновление живое. Сидит Кирило курит. Бывает и за папиросой приходит. Человек мягкий поведением, с молодости не угадываемую хитрость носит. Вспомнил, что собирались кабану кольцо колющее в рыло зашить, весь мощёный пол чурило поросячье разворошило.

- Тихо Станко, - сказал Дуда шёпотом, ударил тёплый камень, показал, рядом садиться, - твой внук в колодец влез.

- Как залез!? – Станислав подпрыгнул, тяжело удерживает слова, ещё больше выражением постарел.

- Вспугнём, опаснее будет, цепь крепко скрипит, живым стонет малый, ползёт наверх. Сиди. Дождей мало, а сорняков в этом году уйма, никак от осота и лебеды не могу избавиться.

- У меня со стороны Раткова «волчье яблоко» лезет, не борется он с ним. Огник?.. - Станко волнуется, беспокойство рвёт, сердится,  неосмотрительному мальчишеству подсобить порывается. И снова его усаживает Дуда:

- От неожиданности, может сорваться, раз решился – справится. Ты помню, упрямым был, у меня в непогоду, от кулака неосмотрительного ухо побаливает, спряталось то время. Тебе досталась счастье, с тобой стареет.   

…Ослепительный свет глаза режет, пропал скрип, сами веки зажмурились, Огник землю не приличает, выполз на горячее горнило, в усталость ласкового дня распластался, уморился, густо дышит в широкое небо.

- Теперь можно хвалить малого, - сказал Кирило, - вырастет, будет начальником забоя в шахте, шурфы бурить будет.

 Сами, воротом накрутили галлон старики, подняли наверх. За столик, в тени под ивой сели, иву холодной водой полили; почерневшие доски скамеек и те, что стол изображают, на вбитые в землю, кривые колья уложены, обновление ждут. Табаком дымят деды, усами, густо глубокой прохладой причмокивают, смотрят в наполненные стаканы, ничего не говорят.

Дед Огника подозвал, наставляет, чтобы больше не излишествовал, холодный чёрный глоток хлебнуть дал. Отвернул перекошенное лицо, скулы перекосило, закружилась голова. Околдовали черти - демонский напиток! Убежал.  

И снова деды вино шоколадное хвалят, длинно одобряют прохладу в тени ивы, новизну в отстоянном вине находят.  

- Сразу сказал…, не надо малому мешать, можем вспугнуть…, - Кирило догадливость свою хвастает. Дед Слав вдаль лета и на внука смотрит, глаза слезятся. Снова молчат.

…А потом шатко разошлись старики. Не будет работы. Скрылся  день.