МАЙСКОЕ УТРО
Жена его Пересветом называет, потому что только ночью работает, - он ночной таксист. Таксист скомкал в кулаке комок бумаги, на котором были написаны цифры его ушедшей с вечера и до утра жизни, положил в карман высчитанную «кастрюлю». Глаза устали смотреть на мутное волнение брызжущего начала дня. Струи воды, стекающие с густовершинных яворов и стёкол машины, излишне утомляют состояние ночника. Ждёт последнего клиента лично отработанной смены.
Ветер, дождь, холод, а конец мая на календаре, рассвет невыразимо тускло обозначает это утро; начинают бренчать мокрые улицы. Сердитый клиент вроде на вокзал спешит, а не торопит состояние, он наступление лета преждевременно побудил и, перестал верить, что натопленные солнцем дни когда-то согреют его. Решил уезжать. Таксист ждёт сердитого вокзального пассажира…
Потом, пока город весь день, до вечера шумит нервами, Пересвет высыпается; время его бдения начнётся, когда заколотит другая ленивая ночная суета. Освещённая ночным городом темнота располагает тем, что улицы пустеют от лишних машин и народа. Все дневные люди спрятаны в домах. Сам таксист искажённо, постоянно вывернуто по темноте суток крутится, - он сумеречный человек.
Последний клиент очень не выспавшимся передвигается, ещё не проснулся, медленно тащит чемоданы из номера прибрежного пансионата. Пересвету совсем не охота ему помогать, идти по наружной мокроте так же грустно, как с рыбалки без рыбы ползти. Таксист без напряжения, сонно выпроваживает пропавшую ночь. Захлопнул багажник.
Пошёл гудеть поток машин по мокрым, дождливым улицам. Началось возмутительное принуждение светлого времени, людям предстоит нести озабоченный работою весь ужас начавшегося дня.
- Машину не ставь, детей в школу отвести надо! – сказала жена по телефону. – Видишь, какая слякоть мозги наполняет, мне гимнастика и простуда, накануне не нужны!
Пересвет почесал преждевременное расслабление настроя:
- Жду у калитки!
Дети шумно и радостно сели в машину, не надо целый предварительный урок спешить в далёкую русскую школу; пешком, под мокроту зонтика выдыхать горячий чай и тёплый расплывшийся по булочкам сыр из духовки. Трое детей стали ругаться, добиваются: кому на переднем кресле сидеть, девочка села сразу; обнаружила губками радость, чмокнула папочкину щетину, и посмотрела на кислых братьев сзади.
- Ей, ещё нет двенадцати лет! - сказал старший, которому уже тринадцать.
- Мне скоро будет, если хочешь знать! А тебе больше нет…
Тихо! - крикнула детям мама, сонному мужу сказала, - Успеешь, сон перевёрнутый протянуть, завтрак в тесте киснет, на весь день замесила, пока придёшь, испечётся в жаровне вертута.
Пересвет, резким движением руля отразил аппетит, а больше всего рычагом передачи показал желание быстрее вернуться и расслабиться.
Дождь, - начало лета в осень превратил. Путь в школу перегородил необыкновенно древний ствол акаций упавшей поперёк дороги. Разворот девятнадцатого трамвая тоже перекрыт. Личное такси, превратившееся в скоростной зонтик от дождя, развернулось искать много других дорог.
На дымоходе дома, который тоже мешает ехать дальше, жестяной чёрный человечек держит жестяной флажок.
- Папуля, а почему на крыше у них чёртик? На доме у подружки тоже чёртик забрался.
Папуля думает, как удачнее проехать к школе: - Это означает, что у них хорошая крыша, - говорит он наугад.
На узком мосту застрял трамвай, бесконечный гул бестолковых сигналов, затор на мосту продлевают. Машин много, не все любят, ухабины города гладить. Поехали по улице Долгой, других коротких дорог в школу не осталось. Колёса будто плывут медленной скоростью, раздвигают воду низкие кузова.
- У нас тоже хорошая крыша! – …надумала изречь, беспрерывно молчавшая дочь.
- Будем ехать через Жукова, - сказал Пересвет детям, будто пассажирам такси, пояснение даёт. Самая низкая улица посёлка Таирова, залита мутно бегущей водой. Мотор работает в холостую.
- Папа вот машина проехала. И все другие едут по этой улице! - весело заголосили дети, им интересно разгонять капотом прибывающую воду.
Ливень наполняет грязной водой весь остаток широкой улицы, высокие тротуары спрятались под бурлящей мутью. Собаки, залитой придорожной автостоянки, залезли на крыши залитых водой машин, хотят атакующие водовороты, над водой дождя пережить. Пересвет собрался развернуть такси.
- Колёса других автомобилей разгоняют плывущую воду дождя, - удивляется девочка, - а мы не едем вперёд…
Таксист посмотрел на улицу, превратившуюся в водоотводящий канал, ему показалось что дочь, чертит циркулем смелых круглых чёртиков в тетради, а он обратно крутит колёса. Выходит, у неё не решительный папа.
Пересвет посмотрел на всех детей сразу, а все они, с загадочной грустью смотрят, вроде одновременными веками говорят: папа струсил. Он выровнял машину и поехал по уличной реке. Дети повеселели, прильнули к стёклам. Дождь обезумел, заливает город, никак надумал всемирный потоп повторить. Вода с высоких крыш домов, из подъездов, отовсюду устремляется в низкую улицу, наполняет глаза быстро растущим потоком мутной воды. Машина устаёт толкать реку, не умеющий плавать мотор начинает захлёбываться, ещё раз чхнул, заглох в середине улицы.
И вода уже проникает в салон, медленно через все возможные щели принялась его наполнять. Дети молчат, и отец сильнее всех молчит. Стали на колени в сиденьях, словно молиться собрались, а наглая вода смело прибывает снаружи, она уже залила весь капот; грязные пакеты, плавающий мусор, ползут по лобовому стеклу, скоро щепки и искривленные мятые бутылки, крышу автомобиля шоркать начнут. В глазах детей опасение, беспокойно смотрят на отца, дождь безостановочно бомбит сверху жесть, прекращать безобразие не собирается, а гром и молнии вроде умолкли, нет их больше, убежали. Спереди и сзади тоже автомобили застряли, ни одного человека не видно, в полноводную реку превратилась новая улица Вильямса. Вода мутная и уже не холодная, ранцы с учебниками ещё сухие. Муть давит снаружи, узость сжатого внутри пространства, не даёт сосредоточиться полезной, очевидной мысли. Детские глазки в низкую звёздную обшивку потолка машины тревожно, со страхом смотрят, она скоро с водой соединится, место для жизни опасно сокращается; снаружи другое, большое серое море воды образовалось…
- Выходим! Немедленно! – Пересвет словно опомнился. Он с трудом выдавил дверцу наружу, вода хлынула наполнять даром прятавшуюся пустоту.
- Уходите в мелководье тротуара, - отец взял замешкавшуюся дочь на спину и пошёл грудью раздвигать речной поток, уткнулся в невидимый бордюр. - Мальчики быстро! Уходим из низины этой глупой улицы. Берите направление наверх. Домой идём!
Беспрерывный дождь настроился залить всё предстоящее лето, где-то вдалеке цветные зонтики мешают дождливому майскому утру однообразно серо двигаться по природе задуманного дня.
- Не останавливаться, преодолевать поток всем телом, раздвигайте пучину, мы пассажиры утонувшей лоханки. Наверх земли! На мокрое безводье! Повернули по трамвайным путям и в упорядоченном направлении бежим, не останавливаться, у нас двадцать безостановочных под дождём минут. Убиваем водой сверху мокроту одежды. Утаптываем: ручьи, шпалы, рельсы, траву, топчем грязную дорогу. Малый не отставать! Безостановочно греем желание уйти в домашнее тепло, разогреваем мышцы. Дорога домой ласковей всего в ненастье времени. Не останавливаться назло наглому дождю.
- Папа а наше такси?..
- Оно наша ошибка, разочарование всего утра. Пусть утопает.
Купающиеся в воде петли дворовой калитки забыли, что скрипеть надо, им смазки давно не хватает. Хозяйка двора - овчарка Лунна, давно почуяла, что свои идут, обнимает лапами стекающую с одежды воду.
Вода струится на плиточный пол прихожей, нигде сухого места не остаётся в коридоре.
- Быстро скидываем всю одежду! – приказывает детям отец, и уже жене кричит: - Самогон, беляши, и в большом фарфоровом чайнике чай! Сплошное, обязательное растирание всего тела спиртом! Самое надёжное лекарство: чай, крепкий самогон, …и уверенность в всегда здоровое существование.
- Беляши и чай на стол! – по негодующе сонной привычке и, по всему исковерканному утру, повторяет указания Пересвет. - Всё горячее на стол!
- А света нет в духовке, сразу выключили, - жена растерянно водит веками, - не испекла вертуту, …баранки сухие есть.
- Давай баранки и спешенному таксисту семьдесят грамм самогона, как топливо для охладевшего сердца, - мотора жизни.
Дети весело греются чаем, вспоминают, как сердито угрожала им уличная река из наружи машины, как вброд уходили от водяного давления, смеются, рады, что в школу не пойдут. Перекрикивают друг друга подробностями майского утра.
- А где папа?..
- Тихо!.. Он давно уже спит.
© Дмитрий Шушулков Все права защищены