ПИПА 

Пипе восемнадцать лет исполнилось, когда все восемь классов с повтором отходил. Поздно школу закончил потому что, лучшее занятие не учёба в школе, а футбол и дрессировка любимой овчарки. Военкомат, в виде исключения, его пограничником назначил служить, послали в Советскую тёплую Азию горные границы беречь.    
Тут Пипа отличился медальным подвигом, своею собакой выследил давно выжидаемого враждебного нарушителя.  Медаль получил блестящую, сержантские лычки, и полумесячный отпуск – одним словом – стал Карацупой неприкасаемых советских рубежей.
Пока служил, Татарбунары в честь юбилея от основания селения, не селом, а городом стали именоваться.
Пипа своим самоотверженным служением Родине, вовремя украсил новый город, ничуть ли всех родственников татарбунарских затмил: дядя у него - второй секретарь райкома партии, брат - начальник уголовного розыска.  А тут, сам Василий Захарович Тур, от имени передового Ордена Краснознамённого колхоза – конкретному герою-земляку Валентину Кирилловичу, ценный подарок на 9 мая вручает.
 После армии, Валентина водителем устроили работать, - Зав РАНО на газике стал возить.
Кучерявая работа, пока начальник в школах заседает, шофёр со старшеклассниками в футбол на школьном стадионе играет.   
Заодно и аттестат о среднем образований получил. За стремление постоянно иметь текущие заслуги, выписали отличный образовательный документ.
Из лекций заезжего профессора, который рассказывал школьникам историю освобождения русской Бессарабии от турецкого владычества, узнал Пипа, что Татарбунары когда-то заселили переселенцы из разных мест, в том числе и сосланные каторжане из дальних краёв Российской империй. 
Прошлым своих земляков Пипа сразу возгордился, - наследником буйного рода, повстанцем себя почувствовал, недаром именно Татарбунары восстание против боярского ига подняли в 24 году революционного столетия.
Тут своя стадия развития движется, и каждый может в ней оказаться…
Здесь брату и дяде, из-за его разгульных дерзких похождений, не однажды приходилось, своё служебное положение переживать, неистовства Пипины основательно доводится улаживать. Решили на учёбу отослать.   

Сам Пипа, – кожей смуглый парень, высокий ростом, лицо высечено из недоразумений социалистического реализма. Походка по удару времени волочится и скачет, - выплёскивает воображения задора. Штаны-колокола пятки обняли, блестящие острые туфли гладят землю, полы рубашки тесным узлом завязаны, белая кепка забралась на гривастой кипе чёрных волос, - в целом, напоминал он молодого волка, изгнанного из родовой стаи.               
Его подруга Жужа тоже из влиятельного татарбунарского рода, - модная лисичка, ей лысый барсук Дада не подходит, она в волчью стаю вплестись желает.
С Жужей, увяз Пипа жёстко, что бы от опасной судебной статьи отвести его разгульную страсть, один вариант остался у родственников, - женить Пипу на Жуже.
Она рада затаённому желанию, а он упрямится как не укрощённый жеребец.         
Настоящую свадьбу закатили Жужины родители, гости важные приглашены, белоснежное платье невесты Пипино воссоединение поджидает.
Украшенная машина в назначенное время, с частыми сигналами к Загсу подъезжает. Выходит невеста из машины – букет её ароматом и красками лета дышит, пышное убранство ждёт соединения брачного начала.
Жениха нет!..
Брат Пипы весь уголовный розыск поднял, по всему Татарбунару жениха потерявшегося ищут.
На стадионе нашли, Пипа против команды Дада играет, выигрывают уверенно.
Грузят оперативники капитана побеждающей футбольной команды в служебную машину милиций, и согласно приказу, как есть - в футболке и трусах, прямо в Загс привезли. 
Пипа, в красной футбольной форме, прослушал заунывные наставления Загса, которые никогда не тревожили шевеления его чувств, расписался в журнале бракосочетания, залил жажду шампанским, и убежал на стадион тайм доигрывать.
Надо убегать! – решил для себя Пипа.
Аттестат зрелости даром, что ли получил, как раз Витя Гуляев уезжал на инженера учиться.
Пипа тоже надел пограничную военную форму с зелёными сержантскими пагонами, надел медаль «за доблестную охрану границы», нацепил множество значков солдатской заслуженной степени. 
Вступительные экзамены сдавал с упорством знаний пройденных восьми классов. Смело заглядывал в листы свежих школьников, требовал от них красиво писать, что бы удобно списывать чужое задание. Экзаменаторам рассказывал всё, что запомнил при беглой подготовке, остальные знания учебного ресурса растерял в борьбе с врагами границ Союза.    
Советские преподаватели славно разбирались в наличие медалей, и значков военной подготовки, ценили отвагу при задержке вражеских нарушителей, знали, что геройские инженеры в обороне державы, всегда будут нести заранее запланированные успехи. Именно поэтому зачислили пограничника Вторенко – студентом сантехнического института.
Настойчивость Пипы, при общении с ассистентками – преподавательницами, позволила ему удовлетворительно прошагать весь первый учебный курс. Второй он начал намного увереннее. В общежитии, на «Комсомольской» – 71, занял просторную комнату на первом этаже, с окном на улицу – «1905-го года».
До этого проживал на верхний этаж, с балконом напротив Педагогического института. Будущие учительницы с короткими юбками беспрерывно раздражали его занятия, мешали сосредоточиться на гидравлике ламинарных трубопроводов.
Теперь напротив окна новой Пипиной комнаты, размещался молочный киоск с большой самопечатной надписью, - «Студентам, молоко вне очереди».   
В четыре часа утра, завозили цистерну с молоком, и каждый раз сцепщики будили чуткий пограничный сон.
У Пипы, тут возникло желание возместить нарушение ночного отдыха, он пролез через открытое окно и из полной цистерны наточил графин охлаждённого молока.
В отличие от других слоёв населения, пережёвывание пищи, волновало студентов не меньше чем накопление знаний. 
Без явной важности желания, - Пипа сделался молочником всей группы.
Подоконник и стол с вечера заставлялись пустыми: чайниками, бутылями, мисками, бидончиками, горшками…
После отъезда полуночной машины, он наполнял молоком оставленную пустую посуду, и досыпал прерванный сон. Когда просыпался, в комнате стояла пустота, а из улицы доносились крики молочной очереди: не лить больше литра, что бы молока всем хватило. Люди заботились о запланированном питании, а у Пипы оно уже переваривалось.
Малый толстячок что с бабушкой за молоком ходит, от скуки во все окна заглядывает.
 На прикроватном коврике у Пипы висит сабля, найденная в Нерубайских катакомбах.
 Толстячёк ходит тихо, саблю беспрерывно рассматривает. Кроме сабли, ещё бублики с молоком любит. Дождался, пока Пипа зашевелится. Просунул голову в открытую створку:
- Дядя, подари мне саблю…
Кровать заскрипела, поиграла и стихла.
 - Подари мне саблю! – кричит жирный малый.
Пипа высунул голову из одеяла, смотрит одним глазом на крикуна, вторым на часы…
 - Поздно уже, придёшь в пять утра, подарю.
В следующее утро, Пипа заправил все выставленные сосуды, выпил холодное молока с булочкой и уже засыпал, когда сквозь сон слышит:
 - Я пришёл…
Скоро шесть часов, и назойливый малый не перестаёт повторять:
    - Я при…шёё…ллл. Я пришёлл!..
 - Тебе, что было сказано, ровно в пять утра, другое время закрыто для подношений, не имею разрешительного права на дарение холодного оружия. Брысь от окна!   
Малый ушёл, Пипа зарылся дальше спать, после молока и булочки, себя малым во сне видит.
… В следующее утро машина, как положено, поменяла цистерны и укатила, прогудела, потерялась в не проснувшиеся улицы утреннего города.   
Кто-то под окном ходит… Видно узнали про раннюю дойку цистерны - подумал Пипа, и дальше спит… Знакомый голос в стекло ударяется:
 - Я пришёл!
 - Какое тут время?! – Пипа вспугнул толстячка.
 - С…скоро пять…
- Когда будет точно пять, тогда кричи, а сейчас пропади.
Пипа снял с чертёжной доски решину, заострил один край, с другой стороны ручку вырезал, написал тушью – «меч» и кликнул малого.
- На тебе саблю!..
Малый обрадованным подбежал, взял гибкую фанеру, и бурчать принялся.
 - Иди, иди, - прикрикнул на него Пипа, - а то если отменю зарок носы рубать, тебя как Брыкуля перевоспитывать буду.      
Уже светало, откормленный на молоке и булочках жирный малый ушёл;  Пипина группа, осталась без молока, Вова Черепет чертёжной линейки лишился.
Гена Найдёнов, крепко держит в своём выборе право на предстоящую важность высшей учёбы, больше всего недоволен безмолочным утром:
- Лучше бы шпагу сразу отдал, и молоко бы не упустили.
 - Я нос твой длинный ещё не укоротил, отрублю и тогда отдам шпагу, – грозится окончательно разбуженный в это утро Пипа.
Гена ушёл, идёт по коридору без молока и мурлычет: - Тоже Гайдар припадочный нашёлся, у того дурная сабельная сила всегда рубила с плеча, раздваивала кадетов…
Вместо отчисленного с третьего семестра Валеры Александрова, подселили в Пипину комнату Юру Брыкуля, он звук «р»,  выговаривает как «в», - ярый противник текущей власти. Его подруга Раиска в театральном училище учится, для получения нужного впечатления от предстоящего рассыпания режима, ей положено все новые постановки смотреть, она бесплатными билетами Юру за собой водит.
- Я могу тебе билет на современную постановку достать, - предлагает Пипе, Брыкуль.
 Пипина подруга Ира Гафанова, без ума от любого театра.
- Бери, - соглашается Пипа, и приплатил за доставленные билеты.
Хоть театр не футбол, не ипподром, всё же вовремя вошли в зал Пипа с Ирой. И Юва с Ваиской тоже сидят впереди.
Представление началось, а ряды незаполненными остались, пустой зал эхо сцены отражает. Раздетые придурки беспрерывно по подиуму обутыми бегают...
На следующий день Пипа своё представление в комнате общаги устроил. Снял саблю со стены и заставил Бвыкуля под кроватями ползать, беспрерывно клясться преданности нерушимых границ революционного театра.  Отличник погранзаставы серьёзно за перевоспитание барыги взялся.  Ежедневный строевой смотр ему устраивает.   
- Он дувной, он с севым умом, как будто бы я виноват, что навод на концевт не пвишёл… жаловался всем Юва, сам пошёл по комнатам искать желающих поменяться койками.
У Пипы свободное время – когда в институте пары отсиживает, остальные часы всегда заботами вымыслов наполнены.
В ранний вечер, два сотоварища по общежитейской комнате Вова Черепет, и поменявшийся с Брыкулём – Витя Наумов заспорились до одурения, дошли до того что непьющий Черепет стал утверждать, будто сможет без закуски, - бутылку водки выпить.
Вернувшийся из слякотной улицы Пипа, мигом в спор врывается, берётся изрешетить Наумовское трезвое несогласие. Карандашом на проектный ватман пререкания рисует.
 Сопереживающих громкой ссоре набралось полная комната игроков, даже толстущий О-Боря пришёл, и некоторые девчонки тоже встряли.
- Значит записываем…
- Ты чего на мой чертёж пишешь?
- Сотрёшь резинкой, тут схема спора, куда важнее твоего проекта; карандашом записываем, - Пипа жирным пунктиром разделяет чистую сторону листа, чертит приговаривая:
- Наумов берёт бутылку белой, если Черепет не выпивает, то ставит нам проигрыш две полулитры. Если выпивает, Наум берёт две водки с закуской.
Кому надо, те поняли.
- С хорошей закуской – уточняет Куколь, он знает, что Наумов всегда при деньгах.
- Первая бутылка не считается!..
- Понятно, что не в счёт, - загудела толпа, - ещё бы, она считай, пропала…
Каждый видел - выигрыш тут неизбежен. Черепет и Наумов тоже ожидают своей победы. Болельщики захлопали ладошами, и время затихло ожиданиями. Наумов ушёл в винарку, а Пипа стал натаскивать Черепета, принялся учить, как правильно водку нужно пить:
- Смотри Вова, это тебе не теория упругости, тут наука посложнее, шара не проходит.
Старшекурсник О-Боря почему-то всех гидравликой, и строгим профессором Сорокиным беспрерывно пугает:
- Попадёте на третьем курсе к Сорокину, посмотрите – шара.
А все ласково обнимают Вову Черепета глазами, потирают руки.
- Не дрейфь Вован, бывает, я литру за раз нагружаю, и живой как видишь.
Все уже на Васю Возняка смотрят, и верят тому, что не раз видели.
- Пиши закуску - диктует Пипе, Куколь. – Колбаса два килограмма…
- Три, три! – кричат проголодавшиеся болельщики.
 - Тихо!.. Значит три.
Зашёл Наумов, вызывающе стукнул «московской» об стол, и по лицам замолчавших, пытается определить: какую точку ухищрения придумали молчуны, взгляд не отводит от бутылки.
Куколь выложил заготовленную стеклянную банку с наклейкой: «Баклажанная икра» и вылил в ней всю водку.
- Воду, воду ему приготовьте – беспокоился Нетылько.
- Никакой воды, - строго возражает Наумов, и все понимают, что вода может размыть выигрышные притязания.   
Наученный Черепет двумя руками обнял маленькую банку, словно ведро держит, поднял и без перерыва, не пролив капли, первый раз в жизни пил пол-литра водки. Выпил легко, Наумов гадает, как это на виду у всех, сумели подменить водку на воду…
Смотрит на Черепета, у него зрачки округляться начинают, выпучиваются глаза, оттаявшим инеем заволакиваются суждения - перекашиваются заодно с губами и всем лицом, слова булькают чужим пьяным голосом. Значит, не поменяли на воду.
… И впрямь, непьющий Черепет вдруг выпил 500 грамм водки, но кроме Наумова, это уже никому не интересно. Все на проигравшего Витю смотрят и руки потирают.
 - Воду, воду выпей Вова – беспокоится Вова Нетылько.
Пипа прилип к кульману, перечисляет выигранный список продуктов:
- Кого тебе Витёк дать в помощники?
Желающих много.
 - Иди ты Валера - говорит Куколю Пипа, знает, что не даст Витьку недовес сделать.
Черепета по серьёзному заносить начинает, к сабле тянется, ногтями коврик чешет.
Пипа саблю спрятал, ласково с Вовой разговаривает, недаром дрессировал породистую пограничную собаку, привычку армейского порядка не забыл, требует не мешать Вове ползать; тот под кроватями нырнул, затих…
 Все говорят разное, а думают о беспроигрышном разрешении поединка, с нетерпением ждут Наумова и Куколя.
Долго шли, два портфель-дипломата наполнили, в одном два трёхлитровые бутыли с томатным соком вместились; толстые ветчинно-рубленные колбасные цилиндры, водка, хлеб, лоток яиц – всё по списку обговоренного выигрыша принесли. Пипа один распоряжается добычей, незнающих учит как «кровавое мери» правильно разливать. Черепет пытался вылезти из-под кровати, но его обратно запихнули что бы, ни мешал выигрыш законного единоборства раскладывать.
В большой овальной сковородке, среди много пожаренных яиц, яйцо с кровавым желтком, все его вилками О-Боре пихают, а он тоже не хочет красным желтком водку заедать.
- Ну О!-Боря! Ты и наглец… все жирные наглецы.
Боря расползается младенческой улыбкой, надутые бузы краснее кровавых прожилин яйца:
- Черепету оставим…
- Оставим победителю! – соглашаются все, кидают под кровать кровавый желток
Ищут под ногами Черепета, а его нет. Проиграл и спит. Пипа не разрешает его будить. 

На экзамене зимней сессии, поперёк Пипиных познавательных успехов, встал самый строгий профессор кафедры гидравлики, - Сорокин. О-Боря накаркал.
Везёт тому, кто к старшему преподавателю Кальфе попадает, все с отличием в зачётках выходят. Виктор Семёнович два прикладных положения воды цифрами и буквами обозначил, - формулы придумал. Студенты досконально знают формулы Кальфы. Пипа не стал их запоминать, он пришёл на повторный экзамен к Кальфе с практическим моментом – ведро воды принёс.   
Выждал когда Сорокин выйдет из аудиторий, и тут же к Кальфе с водой подходит:
- Смотри, – говорит ему Пипа, и каруселью завертел полное ведро с жидкостью, вода не вылилась. - Вот здесь в этой воде ваша формула прячется!
Кальфа затаился, часто замигал, непонятно он рад или испугался, ещё больше скосил кривую шею, обозначил милую детскую радость, и в зачётке практичного студента написал – «отлично».
Пипа поднёс отличную оценку на подпись Сорокину.
- Что такое, снова отлично?.. – удивляется бетонное лицо Сорокина.
 - Александр Никитич, он мою формулу в действии крутит.
 - Суровый профессор сквозь очки вспоминает первые лекции, что двадцать лет назад читал, студента Кальфу поправлявшего его расчёты на исписанной доске видит:
 - А у вас там ошибочка, - показывает пальчиком умный Витя, меловые цифры и буквы прыгают по аудиторной чёрной доске.
- Вы когда, наконец-то повзрослеете? – спрашивает профессор у постаревшего ученика.      
 - Я уже взрослый, мне мама сказала: купит новый велосипед, на работу буду ездить, - Кальфа осмотрел всех девчонок сидевших на экзамене, застеснялся, - …и женит, если послушным буду.
Сорокин проглотил своё негодование, - подписал практичному студенту заработанную ведром оценку.

Пипа значительным студентом уехал на каникулы в Татарбунары. На танцах, по привычке разбой устроил, чуть не прибил Даду, куртку болоньевую с него снял. Беспрерывно пил за рождение сына, которого не видел. Не захотел Жужу целовать.
В общежитие вернулся с тяжеленными поклажами. Бочонок вина привёз, что бы рождение сына тут отпраздновать.
Установил бочку на подоконнике, где обычно молоко отстаивалось. Вся общага гудит. Рождение малого Пипы все спешат вином запить. Шумит коридор, пьяная толпа шатается, хлопают дверьми комнаты, многие забыли что отмечают, повод загула потеряли.
Вахтёр Ксения Ивановна мрачной ходит, она декану факультета и милиции позвонила, скандал небывалый назревает.  Из Пипиной комнаты несут не молоко, а вином наполненную посуду выносят. Уже и в дальних крыльях этажей крестины отмечают.
Декан Караджи, поздним вечером с проверкой в общежитие пришёл, все пьяные двери в здании вдруг протрезвели, на защёлки захлопываются. Он, заходит в комнату, где винная бочка точится.
Председатель студсовета Владимир Павлюков, никогда не пьянеет. Трезвыми глазами смотрит на Караджи:
- Константин Михайлович! порядок под контролем, толпа сориентирована на стабильное течение внеаудиторного учебного процесса, - докладывает Павлюков.
 - Я вижу, вижу какое у вас течение!.. И что такое толпа? - толпа это неорганизованное скопление из несознательных элементов, пьяное сборище!         
Пипа старается доклад Павлюкова повторить, подносит декану полный гранёный стакан вина:
- Константин Михалч! - выпейте за здоровье моего недавно рождённого сына.
Декан по привычке поведения, руки с ужатыми пальцами настороженно  держит, ударяет косточками по блёклому военному плащу, скулы холодны и прозрачны как пустой гранёный стакан, седина густых волос слилась с густым сигаретным дымом в комнате.
Два посторонних плотных человека, за спиной декана в проёме двери вырастают, неизвестно откуда появились, смотрят враждебно на несознательную толпу из переросших школьников.
 - Кто тут Пипа? - спрашивает голосом опера, посторонний.      
Пипа потускнел взглядом, отвёл стакан от декана, подаёт оперу:
- С личного виноградника моего деда, за моего сына, - разжижённая кровь отхлынула из смуглого Пипиного лица.
Стакан отскочил, разбился, разлитое вино намочило оперу штаны.
Надели Пипе наручники, протокол задержания за разбой с ограблением прочитали. Захлопнули веселье факультета на все семь ещё предстоящих семестра.

Бочку оцедили без Пипы, пили без заметного веселья. Друзья  пытались имя Пипиного сына вспомнить, повторяли тост его последнего желания. Про Пипу силились только хорошее говорить. Многое вспомнили!
… Он, кажется, к Жуже вернуться намеревался. А точно не знают когда вернётся. Пипа даже в смутной памяти совершенно не узнаваем. Его нет. А премного тех, кто его помнит.
И тут, тоже захотелось скудными строками что-то сказать, а получилось не то, что стоит того. Буквы сами строятся, и никто не в силах нарушить их пересказанную мольбу. Так бывает.