«Стол изобилия»   

Мышцы отдохнувшие  два учебных семестра, готовы насытить  третий производственный семестр тремя годовыми стипендиями сразу. Таковы правила учебного года.
В строительном отряде всё как в Красной Армии, есть: командир Усатый, комиссар Мазоль, доктор от всех болезней Дерешев, рядовые бойцы, и даже «спец» предусмотрен – мастер стройотряда Полуденный. Точно как в революционной песне.   
Придумано для романтики и энтузиазма; лучший боец предыдущего рабочего дня, на утреннем построении у флагштока - знамя отряда поднимает, - чем не большевицкое сознание.
Вася Зверев и Вася Возняк не по одному разу выдвигали знамя на вершину светлого будущего, - они отмечены у командира и мастера, как передовые бойцы трудового семестра, - самые ударные труженики стройотряда.
 Зверев недолюбливает комиссар-мозоля, он вообще презрительно относится к комсоргам всех этажей, они ради личной выгоды перед каждым готовы лебезить, везде льготной должности жаждут, себя всюду успешными предъявляют, передовыми хотят слыть, а сами размазня.  Эти хитрые слюнтяи только и ждут время, когда смогут украсть то, что нарабатывается Васиным социальным трудом.  А работает он удивительно храбро, - ищет работу, где думать не надо. Вытаскивает большими бадьями раствор на третий этаж строящегося совхозного многоквартирного дома, приближает будущий быт сельских пролетариев, - борется с отставанием отрасли от мировых достижений, а тут автокран подъезжает, сейчас завалит перекрытие кирпичами, всяким сыпучими и вязкими материалами.  Невезенье, на сегодня Васина сила больше не понадобится. Он идёт виброрейкой бетонные полы укладывать в подвале, одно утешение, с комсоргом факультета, - комиссаром Сашей Мазолем растягивать бетон будет. Сейчас он ему покажет, как высоко красное знамя должно трепетаться.
Мозоль, на командира отряда и мастера, в обком комсомола жалобу писал, - они его плохо защищают от безыдейного произвола рядовых бойцов. Преданный ученик партий, мозоли на руках натёр, от пищи в общей столовой у него бедствия желудочные происходят, - установилось сплошное несоответствие во всём несознательном коллективе.
У Васи Зверева и Васи Возняка никакого бедствующего расстройства нет, для них «стол изобилия» всегда накрыт.  Привилегия установлена чёткая, никому не позволено за тем столом садиться кроме как им двоим; - и где тут демократический централизм.   
Только они, обязались помощниками шеф-повара ходить, - ведро с пищевыми отходами каждый вечер тащат. Когда в спальный лагерь возвращаются, за мостом, прямо во двор тёте Шуре – помои для хрюшек оставляют. С полным ведром обоим Васькам веселее после работы идти, по-детски, - на палке ноша весит, руки устающие меняют, а над ними подтрунивают: «баландёрами» называют. Подумаешь, инженеры хлебных наук подобрались!..
Сам комиссар – Мозоль уверенно, по наглому так себе, за «стол изобилия» садится, улыбается неопределённо, - тоже хочет изобильно с Василями обедать.
- Ты чего?.. – Зверев неоднозначно, непонимающе меряет, Мозоля, будто блоху малую взглядом поднимает из стола.
Тот ещё более загадочно улыбается, вмещается плотнее в приставленный стул. И тут же, как всегда, за заслуженного себя выдать хочет. 
- А ну вали отсюда вошь мокрая, ты чего это глазам мозольничаешь. Ничего себе желвь докучливая, - как кашу носить, никто ни берётся, а взмоститься за стол изобилия прицелился. Давай, давай двигай соединениями!  Ишь ты, - уселся…      
Комиссар с недовольной неопределённостью уносит настырную нагловатость, заодно со скрипящим стулом уходит, идёт обедать за кушаньями общего набора, там нет горы горячих котлет, пирожков с печёнкою и вазы с фруктами.   
Как-то Вася Зверев очистил стол изобилия от бессчётных стаканов сметаны и тарелок с сырниками; на целую неделю от молочного продукта отошёл, на мясо и фрукту сел.   
Вдоль всей дороги во дворах, множество деревьев со спелыми плодами, садов много, Вася почти все фрукты распробовал. Тёрпкая айва не годится для воодушевления.
В саду одного старого дома с камышовой крышей, растёт груша усыпанная «любимицами осени», ветки до самой земли утянуты, прутьями кривыми подпёрты. Возле дерева всегда дед с бабкой как-то сидят. Армуды так сочны красотой, что их могли бы назвать: «любимицами Васи», только Вася их распробовать никак не может, а хочет. 
Бойцы стройотряда в столовую шагают беспорядочно, растянулись на целый квартал, оба Васыля последними идут. Зверев смотрит на «любимицы», висят, «стол изобилия» видеть мешают.
- Прикрой меня, - говорит Возняк, - я разведку боем сделаю…
Душевно больным прикидывается, идёт к дереву: глазами вертит, губу отвесил, слюни пускает и пазуху армудами наполняет.
Хозяева растерялись, не соображают что видят, не поймут, чего хочет изобразить этот чудик. А он и не думает, как то изъясняться, - просто для друга утешение придумал.
Вдруг бабка как заорёт, дед тоже опомнился, дрын из-под веток вырывает…, а Возняк уже на улице, предел наглости завершил. Дед  палкой гонится за вором. Его отход, могучий стройотрядовец заслоняет. На ухо деду шепчет: - Он глухонемой.
 - А? Ну и что! Причём тут армуда!..
А притом, что необыкновенно сладким соком забрызгивает Васины выходки спелая груша, стол изобилия украшает.
Весёлое время быстро уходит, интересом достижений украшено; бойцы стройотряда уже на каникулы разъезжаются, трудовое лето славно закончилось.
Мастер Полуденный, для завершения объекта, пятерых  добровольцев отбирает, - за аккордно-премиальные наряды, доделывать мягкую кровлю будут.
Ударный труд – аж пот кипит, и бесится смола; положенные каникулы до невозможного короткими остались. Заклеили крышу смолой и рубероидом, - течь не будет. Возняк в Кроливець на Сумщину поездом уехал, а Звереву в Ростов-Дон лететь надо.
Билет на самолёт, предварительно купил, а всё же опоздал на регистрацию, уже посадка заканчивается. Каникулы обезличиваются, словно сок груши мимо рта брызгает упущенное время.
Вася прыгает через барьеры, у трапа самолёта билет не зарегистрированный, проводнице предъявляет. Тычет ей документ,  возмущается порядками установленными: что за социализм, который трудящегося бойца за борт выбрасывает.
У проводницы общие правила инструкцией чётко расписаны, она опоздавшего пассажира обязана выпроводить обратно, не воспринимает красавица частные доводы прорвавшегося человека.
Командир экипажа, задержку вылета тоже выяснить желает, что за препирательство его минуты отнимает. Быстро разобрался.
- Я этого парня беру согласно наличию рейсового билета, - заключает лётчик.
  Работницу приземлённого порта ставит в известность с уверенной суровостью и благородной улыбкой. На высоте десять тысяч метров придуманные земные установки не действуют.
- Но пассажир опоздал, место продано, пусть согласно правилам, билет с издержкой возвращает, - умоляет проводница.
Вася готов стоя лететь, он рад, что подтянутый добрый лётчик необыкновенно решителен, в войну он бы сбивал фашистские самолёты, героем бы обязательно был, - видно, что не комсорг.      
- Под вашу ответственность! – проводница уходит от ответа, отводит от себя лётную головоломку.
 - Под мою!.. - салютует командир проводнице, смотрит на атлета с любезной глубиной в глазах. Он много раз видел землю с высоты самых высоких облаков, потому плитобетонные наставления взлётной полосы, всегда казались ему слишком приземлёнными, скучными вымыслами испорченных людей.
Командир провёл Васю в хвост самолёта, сидя на чемодане, лететь будет боец, сам в кабину пошёл, идёт неспешно, багаж, выпирающий из полочек, поправляет.
Садится за штурвал, взлёт у него всегда гладкий, самолёт плавно набирает высоту, уже и облака землю заслонили, командир прямолинейный полёт лайнера второму пилоту передаёт; можно и по салону пройтись. 
Вася на чемодане дремлет от скуки, увидел лётчика, подскочил, из кармана достаёт  запечатанный банковский диск, двадцатипяткой  хочет отблагодарить экипаж.
Командир всё с той же улыбкой в упор смотрит, Васину руку останавливает, он не ради денег полёт пассажира отстоял, полёт добродетельных мыслей милуют его пылкое предрешение. 
В аэропорту Ростова, Вася милой родиной дышит, автобусом в квартал детства доехал, возле кинотеатра сошёл.
От косяка шантрапы хиляк малый откалывается, к Васе подходит.
- Дядя пару рублей на кино отвали, - заученно выговаривает очкастый малый, видно для хохмы его послали.
Дядя меряет слабака с чудным равнодушием, достаёт диск с четвертаками, в немощную ручонку банкноту лётчика суёт, и дальше пошёл.
…Вот и подъезд  его квартиры вырисовывается, Вася обернулся на тишину. Подросток  с места так и не сдвинулся: смотрит на купюру в руке, на косяк пацанов, что подобрался, окружил и тоже зыркает, ушедшего дядю, вдруг вернётся – и через дорогу всех закинет. Просителя будто приковали, не может с места сдвинуться, - чересчур практическое кино получилось у очкарика, полгода можно на фильмы ходить. 
Свои, что окружили незначительного дружка, испуганно  деньгу оставленную меряют, ушедшего здоровяка-дядю тупо потеряли, - всё воображение своё необычное тренируют.
Вася, сахарной улыбкой смелого лётчика, прощается со своим детством, мальчишкам сказочно сильною рукой салютует. Каникулы у него урезанными получились, на последний этаж подниматься надо, он намерился добрую высоту пилота превзойти. Твёрдо поднимается по ступеням вверх. Пусть ребята идут в кинотеатр, а его мама, изобильной любовью, с таской, давно ждёт.
Такое вот кино.