БРАНКОИВАНОВО
 Скрипнул автобус стальными тормозами, каменщик и плотник Михаил Дерменжи слез без инструмента; по пустоте солнечной грунтовки одиноко придется добирается в Бранкоиваново. Миху доктор Деришев наставил на работный путь, к тестю перестраивать летнюю кухню послал. Говорит: теперь в Бранкоиваново много мастеров собирается, новый кормоцех строить должны, а тёще новая летняя кухня нужна.    
Вообще, Бранкоиваново село не очень-то известное, - для тех, кто в нём не был.
 Когда-то давно селянин Бранко Иванов из южных краёв, с сородичами: Куневыми, Раевыми, Жековыми, Перчекли и другими крестьянами, - свой хутор построили, - Бранко-Иваново назвали. Теперь знаменитым из сёл держится Бранкоиваново, потому что между колхозами, что гремят на весь Союз, находится. Хозяйства дважды героя труда Посмитного, и дважды героя Ведуты ужимают Бранкоиваново.
Если хотите знать, лично Щербицкий интересуется здоровьем приболевшего Макар Анисимовича Посмитного.
 Брежнев не знает, как ему быть, доложили что: «дядько Макар захотив третю зирку».  Давать или не давать?..   
Москва решила: если Макар, кроме Ведуты, породит ещё одного, «третьего Макара», - дадим Макару третью звезду героя!
Третий образцовый колхоз, решили в Бранкоивановском животноводческом отделении поднимать.
Головой нового колхоза, - «Пять за четыре», назначили главного агронома Василия Николаевича Крыленко, пусть ещё одно посмитно-ведутовское  крыло отрастает.
Крыленко мигом принялся поднимать из отсталого колхозного звена, передовое скотоводческое отделение, делать новое хозяйство с высоко поднятым знаменем социалистического упреждения. Хочет не за четыре, а за три года сдать пятилетку.
Первым делом, взялись строить новый кормоцех свинофермы. Со всей округи в обновляемое Бранкоиваново, потянулись на заработки шатающееся шабашники: бетонщики, плотники, каменщики, штукатуры, просто подсобники умеющие таскать камни и бетон.
 Рушат старый неказистый запарник, сложенный из дикого камня, на его место по утверждённому проекту современный кирпичный кормовой цех возводить будут. 
   
…Идёт Миха заросшей полевой дорогой, и не знает, как это будет, как найдёт Бранкоиваново. Сперва окраина Валентьевки попалась на его пути.
Солнце летнее везде шарит по полям, насыщает баштаны, крутит подсолнухи. Покрыла сплошная медунка убранные злаковые поля, - поёт степь, в цветках солнечных пчёлы гудят.
 Стадо коров, поперёк дорогу перешагивает, мелкую пыль земли и высохшие соцветия поднимают крупные раздвоенные копыта. Пастушка в короткой чёрной юбке с грязными полными икрами в ногах, носится меж машущими хвостами коров, сгоняющими сор гнуса со спины, хлещут рогатые свои надутые бока. Стрижка у пастушки короткая, напоминает перевёрнутый закопчённый казан, вся она чумазая, стёганая замаранными коровьими мётлами. Смотрит на поля вгрызающимися в кормящую траву глазами; чужак среди хоженых нив, - случайное диво для неё. Смотрит, смотрит ненасытным впечатлением, …и оторвалась от земли, побежала отбившуюся корову в стадо заворачивать, накачанные загорелые бёдра одни сверкают по безлюдному полю на горячем солнце, воображения всякие непутные у путника распутывают.      
Миха дошёл затем, в заросший вишнями и сливами тракторный полевой стан. Рабочая техника видно в поля ушла, валялись битые кабины, кузова прицепов;  моторы, утонувшие в траве, завеяны старой гниющей листвой. Под навесом широкая, из трёх чугунных плит дровяная печка, на которой парили большие казаны и кастрюли насыщенные варящимися овощами с мясом. В тени большого дерева, засыпанная мокрой соломой куча, из-под влажного покрытия просматривались зеленеющие полосами арбузы, жёлтые, как и солома дыни.  Миха стал выяснять у кухарок, дорогу на Бранково…
Старший повар тётя Хима, говорила с ним белорусским говором, ласково, сытно и легко, словно пары густого борща объясняли ему направление. Усадила Мишу за длинный стол повориха, насыпала ему обед из сваренного густого борща, арбуз и дыню нарезала. Певучая доброта тихого простора расслабила Мишино желание идти дальше, он позавидовал механизаторам, что ежедневно тут под навесом, ширину полей смотрят, и едят наваристые тёти Химины борщи. Оказалось, доктора Деришева мама, тут главный повар. Михина мама тоже с таким родным говором, раскулаченная белоруска, и отец его кулацкий сын. В Сибири сошлись.   
…Дальше, сытая Мишина дорога перевалила большой пологий бугор, открыла новые дали полей; медленно плавятся спящие на солнце нивы. Миша шёл в Бранкоиваново устало, по показанному направлению заросшей дороги; оглядывался: одни поля безлюдные, среди которых пропала пастушка со стадом, и только бёдра её оголенные сверкают в затуманенных глазах.
…Ух, ты - какое село вынырнуло в низине: крыши камышовые, шиферные, и соломой сивой крытые тоже есть. Все дома, в кронах приусадебных садов утонули.
 Оборвались мысли молодецкие.
… А виделось, как пастушка в ставке прозрачном ноги отмывает, купается; нервы воды напились её горячей ногатой, ласкают вымытые икры, и бёдра полные – всю застоявшуюся воду соблазном нагревают. 
Миха спустился, вошёл в тенистое село, и у женщины толкающей спущенный велосипед, спросил дом головы Крыленко.
 Затерялся дом головы среди одинаково мирных хуторских хат. Частые грабительские набеги и войны научили людей жить в убогих снаружи стенах; богаты здесь дома - уютом души.
Маленькая, юркая женщина встретила Мишу подготовлено, показала ему комнату с открытыми в сад окнами; на застеленной вышитым покрывалом кровати, - подушки как матрёшки  пирамидой сложены, аж спать захотелось. Хозяйка принялась стол застилать, даже и слушать не желала, что парубок уже отобедал; человека с дороги не покормить - греховное дело для когда-то полупустынного края.
…Вечером за ужином, в тёплом вечернем дворе, под светом ожившей метеликами лампочки, Миха узнал, что если бы не зять, Василий Николаевич, ни за чтобы не стал летнюю кухню переделывать, у него столько дел в колхозе, времени на себя совсем нет, не до кухни летней. 
А жена Нила Семёновна, тут же вставляла: - Надо, надо, давно пора.
Ещё оказывается, принят Миха, как очень надёжный мастер, самим зятем посланный; всё сразу усилило вызревающую тут ответственность.
Утром начали подвозить стройматериалы конными подводами.
Первый ездовой привёз песок и цемент, разгрузил, подмёл кузов телеги, застопорил задний бортик, сел на табуретку в угол стола и произнёс: - Марфута! – принимай работу… 
Нила Семёновна выбежала с графинчиком и рюмкой, налила ездовому самогон, положила блюдечко с нарезанными помидорами и огурцами. Человек, снял фуражку, - выпил и ахнул, похвалил напиток.
- Ещё пятьдесят? – спросила хозяйка.
- Не, не, мне на ферму, - суданку целый день возить под солнцем.
На ходу закусывал, надел фуражку, отвязал повод, поправил тренчики, и чмокнул громко коням, - зазвенела повозка по сухой грунтовой улице села.
Другой ездовой привёз доски и бруски; разгрузил, сложил, отогнал мажару со двора, и принялся громко хозяйку кликать, пусть увидит: какое задание нужное он выполнил, очень передовое дело сделал. Кричит:
- Марфута, принимай работу!
Марфута вынырнула из занавешенной плотною марлею двери, в руках графинчик и мисочка с закуской. Налила сто грамм, хлопает ладоши: коз выдоила, давно в черед отогнала, а ночата ещё не поенные блеют, побежала…   
Ездовой принялся рассказывать незнакомому каменщику и плотнику, сколько добра ежедневно людям делает, рассказывает подробно, можно подумать тот тех людей по именам всех знает, - будто со дня основания Бранкоиваново тут живёт. 
Хозяйка пронеслась, снова порхнула под марлею.
- Марфута! Ещё в стаканчик налей. Не бойся, Николаевич не узнает, не выдам.   
Налила Нила и убежала…
Ездовой довольным пошёл, уже одно доброе начинание сделал; решётчатые борта, новый гуж, подпругу щупает, словно хочет ещё раз убедиться в прочности колхозной упряжи. Всю войну гужом орудия тягал, выставит на передовой пушку и в тылу ждёт, когда снова прикажут менять орудиям место фронта. Медали есть, и получил справную военную плату за все четыре года громкой войны, - одним разом ему их выдали.
 В Германии: русскую упряжь - на немецкую поменял; взял пять копеек за уворованные тысячи, …и тому рад. Погнал коней. Поехал разговорчивый человек, дальше добрые дела делать.      
 В Ставковое, поехали выписанный кирпич получать на кирпичном заводе у Ведуты. В ночную смену грузовик грузиться будет. Площадка складская стынет пустотой, у Ведуты кирпич остывать не успевает; прямо из печи жжёный камень выбирать приходится. Труба высокая годами без перерыва дымит – глину в камень превращает. Выборщики кирпича из печи, - самые важные люди ночной смены, сам Ведута, тоже грузчиком на старом заводе когда-то работал. Не хватает рабочих кадров.
 Вытянули в ночную смену Игорёшу Сокатого, сухощавого, задиристого мужичка; приехал на велосипеде с усиленными стойками багажника. И тут же принялся рассказывать, что когда Ведута ещё пастухом бегал, отец его тогда, председателем исполкома в районе сидел, он говорил: что каждое поколение свою порчу в историю приносит: кровью, потом, и позором записываются обновлёнными людьми уходящие четверти столетии. Неважные поколения теперь порождаются.
Сокатый, с каждой смены по четыре кирпича отобранные из глубины обжига, на багажнике велосипеда увозит. Кирпичи звенят, как амфора старинная с вином. Он на отделку старого дома собирает прочный материал, десятки лет копит кирпич, облицевать глиняные стены хочет.
- Игорёша! – кричит пожилому человеку толстая мастерица, - залезай в шестую печь, сразу нашу машину загрузишь, потом Бранкоиваново в пятой на очереди.
- Без тебя знаю! - огрызается Игорёша, и не торопится шестую печь разгружать. - Мне за горячие работы не добавляют! В печи ещё опасная температура стоит, платили бы «горячие» - я бы уже на пенсии числился. А так, без меня мою работу никто не сделает; нарушать охрану труда - никому не разрешается, и Бранкоиваново мне не указ, у них свой кирпичный заводик есть. Пусть у себя утро остывающее ждут! 
Водитель грузовика и посланный с ним Миха приуныли состоянием, царапают носками туфлей оранжевую землю, чертят темень небесную: ни спать, ни работать…
- Я смогу сам выбрать печь, - сказал Миха мастерице, а больше всего Игорёше.
Зашумела вся третья смена, сплошь из поселенцев – «химиков» составленная, надоело всем хвастовство Сокатого, его давно бы побили, но нельзя, - «возврат»!..
- Хе-хе, три минуты пожарятся, и уже выскакивают, наружу бегут, много видал таких храбрецов за двадцать лет.
- Спорим, что прямо из печи загружу нашу машину, беспрерывно подавать буду…
Вся третья смена работу бросила, крики мастерицы окутаны табачным дымом, нежные сквернословия ласкают её возмущение. Все Михе советы дают, учат, как у Сокатого ведро выигранной вишнёвки выманить.
- У меня вишнёвка своя, а ты что проиграешь?
 - Не проиграю … - Миха щупает пустые карманы.
 - О ууу!.. - третья смена крепчает уверенностью, вишнёвку будет пить, все дают трезвые наставления пацану:
- В сапогах залей воду, одевай две мокрые рубашки, шапку-шлем тоже в воде изнутри намочить надо; две пары рукавиц и верхние пусть сухие, фуфайку тоже сухую надевай, чтобы до пара дело не дошло…
Ничуть ли в космос запускают, отправляют Мишу в печь - с надеждой, что обязательно выпьют вишнёвку.   
Холостая лента транспортёра поползла наверх, …и пошла жара! Ударяют первые кирпичи в пустое дно кузова; к грузчикам наверх, ещё помощники залезли, складывают горячие кирпичи с пустотами в рядах, сочные остатки силоса на дне кузова шипят; каждому охота вишнёвку испробовать, - выпеченные глиняные буханки подаёт лента, крутит наверх зажаренные до красноты кирпичи, звенит сделанный камень в кузове машины.
Сокатый ходит вокруг борта, заглядывает в кузов с сомнениями на успех, проверяет: плотно ли самодельные камни складываются, он знает, весь обжиг количеством штук вместиться должен.
Перегруженный конвейер скрепит рыжей пылью, Миха гонит наружу сплошную жару, убежала ноющая усталость спины, перестаёт колоть в костях ночь; он один, и кирпичей в печи всё меньше, последний самый горячий ряд пошёл; выберет… и мастерица вагонетки с сырцом в печь закатывать сможет, бережливость тепла обнаружит.   
Сокатый пустоту горнила лично проверил, и заскулил, без четырёх отборных камней остался; выделывает пустые круги мимо пустого багажника, поднял велосипед сердито и побежал, разогнал колёса, ступил на педаль и широко закинул вторую ногу, - вместился худым задом в широкое плюшевое сиденье, - поехал за вишнёвкой.
- Всё! – сказала вслед ему мастерица, - завтра иду к Павлу Филипповичу, пусть в сторожа Сокатого переводит, он совсем прохудился!

Утром разгружают машину, и шафёр всем рассказывает, как ведро вишнёвки оспорили; довольная  Марфута, готовится «работу принимать», - накрывает стол, её вишнёвка ярче солнечного восхода горит, лучше, чем разбавленная водой у Сокатого, шофёру тоже можно настойку испробовать, на место, в селе крутить руль будет…      
А мужики что разгрузили возле летней кухни тёплый кирпич, уже без досады за столом сидят, удача третьей смены кирпичного завода до конца остыла в их мускулах. Сами, весёлой самогонкой  настоянной на сплошь поспевшей бранкоивановской вишне насыщаются, - чокаются стаканчиками работяги...   
К обеду Марфута свою радость утеряла, Миху срочно на кормоцех перевёл Василий Николаевич. Там людей и кирпича не хватает, пусть летняя кухня ждёт. Кирпич туда же, повозками колхозу перевозят. Сердито ходит Нила Семёновна, такую работу не принимает, не хочет убывающую из двора надежду понимать: - Другие из колхоза в дом тащат, а моему человеку колхоз милее жены. 

Разобрали стены старого запарника, из дикого камня на глине сложенные, а откормленные крысы стадами бегают, новые дыры ищут; Миха Дерменжи, их голыми руками ловит. В металлическую бочку опускает, всё дно жуткими крысиными спинами шевелится, и ещё сверху падают пойманные крысы. От старого запарника, один большой цилиндрический котёл остался работать, стоит, словно печь сгоревшего дома во время войны, - варит свиньям кашу. Запарщик дед Денис, не ждёт будущий цех, ему всё равно где котёл разогревать, можно и под небом форсунку слушать. Гневное сопло глотает струю мазута и извергает  с невероятным шумом метровый ураган огня. Миха голой рукой сдавливает ушки пойманной крысы и бросает в пылающий цилиндр. Ошарашенная струёй огня крыса, ударяется о горячее дно топки, панически кружит по бесконечному ужасу кривого нутра; пламя, вдруг приковывает безвыходность её наличия к гневному металлу, она прилипает, …и припадочное существование грызуна, мгновенно истлевает.
Миха мелом чертит на чёрной бочке белые короткие палочки - отмечает количество наказанных крыс, сожжённых за то, что выросли на комбикорме, предназначенном для откорма свиней.
После полудня, когда дед Денис зажигает гудящее сопло запарника, трудовой задор строительных рабочих тоже начинает пламенеть, и кто-то обязательно скажет:
- Миха! идём ещё одной крысе припадок сделаем. 
Вся сборная бригада сбегается смотреть необыкновенное приведение. Каменщики и бетонщики толпятся около котла, расталкивают один другого, что бы непременно в щёлке увидеть, как живая крыса сможет моментально обуглиться. Каждый по-разному наблюдает.  Миха падает, от хохота.
- А если бы тебя так, - дед Денис поучительно машет отрубями, прилипшими к кривому пальцу.
 - А я в банде Махно как ты, не служил…            
Блёклая голубизна дедовских глаз, упирается в памяти лет, когда он был так же не сдержан сознанием, каким сейчас ходит, этот непоседа Миха. 
 - Де, ты бачив банду у селянському роду? Лови дали щурив!
Дикого камня на фундамент нового здания не хватает, а щуры в бочке закончились, Миха всех крыс спалил, и стал ездить в открытый дикий карьер, - бить камень-дикарь. Два тракторных прицепа разгружались на строящийся объект, а третий под конец  дня, тракторист увозил продавать лично нуждающимся дворам, - рублёвая пятёрка падала Михе в кишеню. Удача вечера в темноту вползала.
Вечерами в домино и карты играли каменщики, - сын бабуси, где жили строители, - ездовой увёзший кирпич от Марфуты, тоже камнями домино стучит.
- Толя! Толя… - не докричится, увядшая от одиночества, военная вдова, ей никак не удаётся козла загнать. Толя бьёт малюсенькими камешками в дощатый щит, ему некогда отвлечение делать:
- Шо там стара хоче?.. – стучит, переросший отца сын, углублёнными точечками игральных камней, по пиленому дереву стучит. - Дубль пуста!.
 - А ну кончайте по мозгам греметь, прекращайте стон расслаблению вечернему делать, - прикрикнул бригадир на всех, и все приуныли. Толик быстро вскочил с кошмы, побежал козла загонять. 

 Высокий цоколь с низкой стороны цеха, широко из камня-дикаря сложился. Понаехала комиссия из партийных начальников. Пузатые, в костюмах дядьки, смешали запах свинарника с одеколоном, испортили обыденность дня. Кирпичная стена над цоколем ушла, широкую бровку оставила; Миха под шнур ложит кирпичи.
- Что это такое, почему уступ пространство съедает, - спрашивает очкастый архитектор района, хочет перед партийцами знатоком внутреннего пространства выглядеть.
- Тут душевая запланирована, - отвечает Миха, - будет куда сложить мочалку и мыло. 
 - Хм, мыло…, мыло? Мыло!.. – зарядил очкастый, и пошёл беспрерывно повторять: - мыло…
Когда выгнали стены, и уложили бетонный пояс, приехал автокран плиты перекрытия монтировать.
Миха забрался в кабину, спрашивает кранового: сможет ли кран сам себя на чердак поставить.
- А ты сможешь сам себя за чуб поднять?..
Каменщик подумал, подумал… и перестал тянуть себя за чуб.
Да и ширяевцы тоже, не любят до конца утягивать однообразие, им охота порядок времени всегда менять. Все преждевременно спрашивают:
- И когда же наконец-то, «дядько Макару, третью зирку дадут»?
 Сами, запарник новый исправно построили. Морозы утренние пошли. До весны, другой строительной работы больше не будет.
…И Миха уходил из Бранкоиваново, той же дорогой твёрдо залезшей в глубину осени. Чем дальше от села он удалялся, тем больше ему хотелось думать, что снова тут вернётся.
 …И главное, пастушки нигде ни видно, оглядывается, а ветер в лицо буравит, наклоняет стебли высохших высоких бодылей.  Напротив, по дороге два парня впряглись в двуколку, …и тянут за оглобли, лошадь сивая сзади плетётся, невообразимая усталость на их лицах. В Бранкоиваново все трое идут.
 Миха крепко им позавидовал, - не шмалит им встречный  ветер в лицо, под ветром передвигаются.   
Ударяет сорная пыль в глаза, и не видно того дня, что сник в степи. Далеко удалилась пустая двуколка запряженная унылыми людьми, вся пропала. Много сёл пропадёт.
Впереди времени, новые вихри начнут гулять по окраинам!
И Бранкоиваново совсем потерялось. Исчезло. Нет его больше на карте.
А где Миха? - вообще незнаем.