Андрей Шляхтинский

 

   Амазонка: призраци на зеления ад

 

    Глава втора

 

    Цветя, крадящи разума

 

    Уанду-то, както и айяхуаската, се пие преди всичко от лечители и магьосници (магове), когато имат за цел да излекуват някоя болест, а също така когато искат да упражнят магическо въздействие на свои врагове.

 

   Рафаел Карстен, етнолог и пътешественик

 

 

   Има такива цветя, да. Добре ли е това или лошо не знам. А и безсмислено е да си задавам този въпрос. Просто така стоят нещата. Ослепително-бели или нежно-розови, с финия си аромат те сменят душата на човека и отравят мозъка, карат го да гледа света, вслушвайки се в гласа на сърцето, а не в гласа на разсъдъка. Слушал съм за тях много от индианците.

 

Тази история започна преди около десет години по време на моята най-първа експедиция в Южна Америка, в амазонската джунгла, в източната част на Еквадор. За вълшебните цветя се носят множество небивалици и легенди сред тези, които лично никога не са се «запознавали» с тях. И не само сред метисите, но дори и сред индианците. Затова ми беше трудно да си съставя поне малко правилна представа за същността на тези тайнствени цветя, по-точно за това растение, което се смята за най-силен и опасен от всички - както ги наричат белите - халюциногени. А се знае, че неизвестното, както и забраненото, пораждат любопитство, смесено със страх. След дълги размишления и колебания, се осмелих все пак да да изпитам върху себе си действието на загадъчните цветя.

 

   Не може да се каже, че е представлявало за мен проблем да изясня названието на този храст, и какви негови части се използват за приемане. Нещо повече, растението, за което говоря, никак не е рядкост. То може да се види и около индианските колиби дълбоко в джунглата, и в селата, и дори в градските паркове, и пред президентските дворци. Навсякъде, където климатът е доста горещ и влажен, тоест до 2000 метра надморска височина. Повечето хора го садят заради неговата красота, защото расте бързо, а огромните, под формата на бели или розови звънчета, цветове, гъсто обсипват клоните му. Името на растението е - уанду. Така го наричат индианците кичуа в Еквадор. Ловците на глави, индианците ачуар наричат този храст майкьюа. А пък в перуанската селва то е широко известно като тое.

 

   Ботаниците го наричат бругмансия, и са нарекли няколко вида от този храст с латинските названия: Brugmansia sanguinea, Brugmansia arborea, Brugmansia aurea, Brugmansia suaveolens и Brugmansia insignis. Сред народа битуват имената «флори-пондио», «звънец» и «ангелски тръби».

   И какво представлява все-пак бругмансията? Трябва да се каже, че в растителния свят тя не самотна, и се намира в пряко и най-близко родство с татула, който е широко разпространен в горещия и умерен пояси на Стария Свят. Последният, както и неговата южноамериканска родственица, е отровен, и някога е бил смятан, а на някои места и сега се смята за свещено растение - на Бога или на дявола. Но бругмансията е храст с вдървенено стъбло, докато татулът повече прилича на трева. И нещо интересно: бругмансията не може да се срещне в джунглата. Доколкото знам, не се среща тя в диво състояние, и, според мнението на ботаниците, съществуват само нейните културни форми! Тоест, както и много други растения, отглеждани от индианците хилядолетия наред, тое или уанда - е изключително «домашно» растение, и всичките му видове се използват като «растение на силата».

 

   Познатите ми индианци от източните джунгли на Еквадор са ми разказвали много за уанду-то, макар и да не можеха да намерят еквивалент на тази дума в испанския язик. Аз също не можах да намеря еднакво-коренни думи в амазонските диалекти на езика на кичуа. Едва, много по-късно, четейки хроника под авторство на Фелипе Уама - от Пума де Аяла (в рускоезичната литература този автор най-често фигурира като Хуаман Пома де Аяла) и написана в края на XVI - в самото начало на XVII век, съвсем случайно се натъкнах на превод. Това беше голям късмет, защото чрез името на растението се разкрива неговата същност. Уанду – това значи «съпровождане, свита, процесия», а по-точно казано, «съпровождащ». А защо – ще стане ясно по-долу.

 

   Един от индианците – познат на моя приятел от река Типутини – подробно ме осведоми как се приготвя питието, кога и в какво количество следва да се пие, за да не се изложи човек на смъртоносна опасност, също за необходимостта от постене в течение на няколко дена, и как трябва да се държа с горските дяволи.

   Говори се, че се пиело преди всичко от шамани - йячах. Когато човек изпие сока, след известно време, някъде след половин час, започва да вижда духовете на джунглата и реките. Но ги вижда не така, както в случая с айяхуаската, а като че самият той е участник във всички събития. Нещата се случват като наяве, и не може да се отличи обикновената реалност от виденията, тъй като те се сливат в един чуден нов свят, в който растенията приемат човешки или полу-човешки облик.

 

Чувал съм, че знахарите – все-пак не обичам доста изтърканата дума «шаман», - бидейки опиянени от сока на уанду, са способни да пътешестват в интересния долен свят Уку Пача, където са родени всички демони на индианците. Те могат да пътешестват и по света на хората, който се нарича Кай Пача, то есть «тукашен свят, или този свят». С помощта на духа-стопанин на растението човек вижда болестите в своето тяло и ги лекува, хващайки болестта с нокти и хвърляйки я в силния огън. Чувал съм и това, че ако няколко току-що откъснати листа се сложат под възглавницата, сънищата на човека ще станат цветни, а сюжетите им ще се подчиняват на неговите желания. Ако пък се направи настойка от листата в голяма чаша вода, който я изпие става податлив на хипнотично внушение.

 

   Стигали са до мен и други, плашещи разкази. Например, мнозина смятат, че, след като е пил от прозрачния и практически безвкусен сок на уанду, човек може скоро да умре или да откачи. Това мнение е особено широко разпространено сред метисите и сред индианците, които в голяма степен са се превърнали повече на метиси, отколкото да принадлежат на собственото си племе. Други пък никога не са пили тое поради страх от огромната анаконда, която - както гласи мълвата – «поглъща» човека, и той от смъртоносен ужас може никога да не се събуди.

   Широко разпространено е и още едно поверие. Според него, ако човек, изпил един път сока на уанду, не повтори опита си пак, «ще го вземе дяволът». А, за да не се случи това, ще бъде необходимо редовно, но не по-често от един път на няколко месеца, да пие уанду пак и пак. Броя на повторенията, ако се вярва на народната мълва, е различен. Едни твърдят, че трябва да изпие «наркотикът» десет пъти, за да се обезопаси пиещият завинаги от опасностите. Други казват - дванадесет. Трети се спират на цифрата девет.

 

   Една от най-малко приятните особености на тое-то се крие в това, че степента на въздействие на това питие върху психиката на човека макар и да е различна, но в огромното мнозинство от случаите се съпровожда със силна реакция на организма. Ето, например, как е описал приема на тое в Перу един от пътешествениците. Това старо свидетелство се отнася за далечната 1846 година.

   «… Идианецът беше в тежко вцепенение, неговите нищо не изразяващи очи бяха неподвижно устремени в земята, а устата му беше стегната в болезнена конвулсия. Ноздрите му пък бяха невероятно разширени. След четвърт час очите му започнаха да се въртят, от устата заизлиза слюнка, а цялото му тяло се кривеше в ужасни конвулсии. След като тези болезнени симптоми преминаха, човекът дълбоко заспа в продължение на няколко часа. Когато идианецът се събуди, подробно ни разказа за своето пътешествие при предците».

 

   Във всеки случай след срещата с Уанду Курака, или Майкьюа Ейнтсри – така наричат духа-стопанин на тое горските племена кичуа и ачуар, - човек става вече друг, което, признавам си, ме тревожеше. Още първия път той се запознава с духовете на Долния свят, сред които има множество зловредни и открито злобни създания. Затова всеки, който пие уанду, се подлага на реална опасност, и трябва през цялото време да е нащрек. За сметка на това «малко неудобство» той получава възможност да вижда и да общува със супаите* (*супай - дявол, или природен дух) да влиза в специални взаимоотношения с животните, може предварително да узнава намеренията на враговете си и много други неща. Уанду - това е крачка в неизвестността, откъдето за човека връщане няма. Това е все едно да си направи татуировка. С тази само разлика, че татуировката може да се заличи, макар и белег да остане за цял живот. А последствията от запознанството с уанду не е възможно да се избегнат.

 

   Не е правилно да се мисли, че всеки, пиещ тое, веднага се превръща във велик знахар, «маг» или просто лечител. Макар че, в някои местности на безкрайната джунгла точно така и смятат. Моят добър приятел и спътник от няколко експедиции, като узна, че аз - гринго – съм пил уанду, искрено се учуди и смутено заяви:

   - Йячахми танги, уауки. Ти си йячах, брат. Тук само шаманите пият уанду, - ми каза той тогава, макар и аз да предпочетох да сведа моите думи до шега, осъзнавайки деликатността на положението си.

   Мнозина от тези, които са запознати с тое, не си признават това.  Нерядко дори този, който не един път е пил сок, всячески отрича, когато бъде попитан. Няма особени причини за подобна дискретност, но – по-късно и аз изпитах това лично – нямам желание да  удовлетворявам празното любопитство на всеки желаещ. Тези, на които действително е отсъдено да пият някога уанду, ще го изпият и ще разберат сами за какво става въпрос. А на останалите това просто не им е нужно.

 

   Мисля, че няма да е безинтересно да ви разкажа, уважаеми читателю, за моя най-пръв опит с уанду, който се случи преди няколко години в малката община Лянчама на индианците напо-кичуа от река Типутини, която минава близо до Еквадоро-Перуанската граница. А се случи това така.

 

Беше края на ноември, валяха постоянно дъждове, сухият сезон щеше да настъпи едва след месяц и половина. Ето защо бурната река Напо, както и притокът ѝ, сънната Типутини, бяха полноводни, мътни и студени. Вашият покорен слуга точно тогава имаше съмнителното щастие да заселѝ в собствената си кръвоносна система маларийния плазмодий «вивакс», така че по цели дни лежеше във временно пустеещата къща на моя приятел младия индианец по прозвище Чичику, поневоля гладуваше и пиеше шепи талетки хлороквин и примаквин. По това време дневният ми рацион се състоеше от една малка чиния варен орис и дъждовна вода: нямах сили да ям нищо друго. По-точно казано не ми се ядеше въобще. Накрая, като си дойдох малко на себе си от треската, реших да се възползвам от случая и да се «запозная», както тук е прието да се казва, с уанду. Още повече, че задължителният пост преди неговата употреба, по време на който строго се забранява да се яде солено, люто, сладко, месо и да се спи с жена, аз поневоля го бях издържал вече цяла седмица.

 

   Единият от двамата знахари в индианската община беше на приятеля ми Чичику чичо, с който и аз бях доста добър познат. Именно затова и помолих невисокия слабичък старец, с който по-рано бях нееднократно беседвал за духовете на джунглите и реките, да ми помогне да осъществя това желание. Макар и да знаех как да извлека сока, и колко трябва да се пие - не повече от половин нокът, - но реших да не рискувам сам. Впрочем, по-съществен аргумент в полза на присъствието на знахар, беше любопитството: исках да участвам в традиционна церемония, и затова отидох при стареца и го помолих за тази услуга.

   - Кога искаш да пиеш, Андрес? - попита той, хвърляйки от гърба на земята наръч много дълги палмови листа.

   - Довечера.

   - Нужно е и да се приготви уанду-то, - възрази старецът.

   - Готово е. Приготвил съм го.

   - Сам? - в гласа му проличаха нотки на недоверие.

   - Да.

   - Добре, като се стъмни, ще дойда при теб.

   Аз не лъжех, когато казах, че всичко е готово. Бях успял да добия две клонки уанду дебели колкото молив и дълги около тридесет сантиметра, да ги олюпя и да изстискам от кората прозрачен, с леко зеленикав оттенък сок. Получи се точно «половин нокът». Цигари - задължителен компонент на едва ли не всяка церемония, с която се заемаше шамана, - също имаше.

 

   Остатъкът от деня отлетя незабелязано. Старецът не ме излъга и, когато добре се стъмни, се появи, но не сам. С него дойде големият му син с много испанското име Сталин, племенникът му на около петнадесет години и еще двама непознати млади индианци. След като се изкачи по стълбите, той незабележимо свали изплетеното от палмови клони малко кръстче, което беше закачено на входа. И след като седнаха на импровизираните пейки, разположени из цялата къща, знахарът и неговата компания запалиха една за всички цигара от кутията.

 

- Има ли в къщата още кръстове? - попита той.

   Доколкото ми беше известно, нямаше в къщата никакви кръстове и техни изображения, и им казах това.

   - А татуировки кръстове нямаш ли?

   - Не, кръстове нямам. И въобще татуировки също нямам, - казах. - А защо питаш?

   - Ако има кръстове нищо няма да излезе. Уанду Курака, може да дойде, но няма да се приближи до тебе. Имах случай с една жена, имаше татуиран кръст. Искаше да пие уанду, за да се излекува. После тя ми каза, че е видяла Уанду, но той е стоял далеч в страни и не се е приближил. Тя така и не оздравя. Това се дължеше на кръста.

 

   След като допуши цигарата, старецът стана, взе чашчицата, на дъното на която беше прозрачната течност, и няколко мига гледа в нея с неподвижен поглед, безшумно помръдвайки устни. Приближи се до мене, докосна с нея челото ми, после шията, и най-после забоде чашката малко над пъпа ми.

   - Пий, - произнесе той, протягайки ми уанду.

   Отстъпих крачка назад.

   - Пий, - отново повтори той, напористо приближавайки се.

   Още две крачки назад.

   - Пий, Андрес, - заповяда знахарят, не изоставайки от мен ни най-малко.

   Нямаше вече накъде да отстъпвам. Вземам от ръцете му чашката и с една глътка изпивам нейното съдържание. Почти не усещам вкус. Само някаква сянка на вкус.

 

   Отново сядаме със стареца. Той запалва още една цигара. Леко напрегнато мълчим: не му се беше случвало да пои с уанду гринго. Не е ясно как ще завърши този опит?

   - Кажи кога ще започне да действа? - питам индианеца, поглеждайки часовника; минаха вече петнадесет минути.

   - Ще разбереш, съвсем скоро.

   - А какво ще се случи?

   - Ще разбереш, - само повтаря и се усмихва старецът.

 

Седя и никак не мога да почувствам - макар и да се старая много – каквито и да било изменения във възприятието на околния свят. Всичко си е като преди: няма ги звуковите ефекти, както беше при айяхуаската, нито гаденето, нито неудържимите позиви за повръщане. Нищо.

   Мина се още една четвърт час в тишина. Нищичко.

   - Както се вижда, нищо няма да се получи, - прозявайки се, казвам на стареца и откъсвам своя задник от пейката. В същия миг чувствам, че главата ми се замайва, а в ушите като че са сложени памучени тапи.

   Като чувал с картофи сядам на пода, световъртежът продължава.

   - Седи-седи, - шепне старецът, - ние тръгваме.

   Ставайки, знахарът придвижва кутията с цигари на средата на масата.

   - Ето цигари, Андрес. Нали виждаш, тук са. Ето кибрит. Хайде, ние тръгваме.

 

   Смътно осъзнавам, че цигарите са ми оставени на масата, а цялата процесия със стареца най-отпред бавно се отдалечава от хижата, и техните очертания са добре различими в светлината на празнещата се луна. Ще полежа, мисля си, малко, докато ме поотпусне.

   Колко време се е минало - не знам, но световъртежът ми изчезна. Нещата са все едно като преди. Същата къща-хижа, няма нещо необикновено. Решавам да тръгна да търся лампадата, за да стане по-светло. Някъде я бях видял, но не си спромням къде. Движа се бавно към «кухнята». Странно, а те защо са се върнали? Гледам човешките фигури, стоящи до стената и гледащи към мен. Трима мъже и още одна фигура. Приближавам се и виждам, че това е красива дългокоса жена. Странно, а как е дошла тя тук? Всичките имат типично индиански черти на лицето. Не обръщайки повече внимание, минавам покрай тях. Трябва да намеря лампадата. Къде ли е тя?!

   - Да си видял лампадата? - питам юношата отстрани, но той не казва нито дума; стои и лекичко се усмихва само. - Не знаеш ли, къде беше на Чичику лампадата? - повтарям си въпроса, започвам да губя самообладание.

   Същия резултат. Гледа ме и се усмихва. Защо е дошъл? Никой не го е викал. Като не искаш да говориш, върви по дяволите, сам ще си я намеря.

   Бродя из къщата, раздразнението ми продължава да нараства. Няма я никъде лампадката. Затова пък неканените гости продължават да са тук. Говорят си нещо помежду си, както изглежда. Ето, този най-големият с черното расо и качулката - лицето му не се вижда, - неподвижно стои и слуша, какво си говорят младият човек и дългокосото момиче. На четвъртия като че не му е интересен разговора, той стои леко в страни. Гласовете им са някак си странни. Вслушвам се, но не мога да разбера нито една дума. Само някакво чуруликане и писъци. Като че не хора говорят, а прилепи са се събрали на зрели бананови гроздове.

 

   Не, трябва да отида до стареца, да попитам, как да изведа от къщата тези гости. Не искат да говорят, а да си тръгват, както се вижда, също не бързат. Все пак не ми е много добре. До къщата, където живее знахаря със семейството си ще да има около половин километър. Една част от това разстояние е разчистено пространство, а после започват храсталаци и дълбок дол със стръмни склонове. Добре, че луната свети. Вземам фенерчето. Движа се бавно, стискам в ръка фенерчето, което нещо не иска да свети. Така, тук някъде имаше пътечка. Само да не се изгубя. Гледам под краката си, не искам да настъпя с босите си стъпала някой трън. Ах как не искам!

   Дявол да го вземе, къде е пътечката? Така, аха, виждам отблясъци по реката. А ето я и хижата на коловете, обкръжена с растящите от земята листа на палмата шапаха. Трябва да извикам стареца. Викам. Късно е, спят вече. Отново викам. Тишина. Няма да си тръгна, докато не поговоря с него. Продължавам да викам с половин глас.

 

   Най-после. Вратата се отваря и слиза човек при мен… Но това не е знахаря, а неговия голям син.

   - Къде е баща ти, - питам аз, - в къщи ли е?

   - Той спи.

   - Да ти кажа, там при мене, в къщата има много хора. Какво да правя не знам? Не искат да говорят, и нямат намерение да си тръгват.

   - Не се бой от тях. Нищо лошо няма да ти направят.

   - А какви са те?

   - Това са супаи. Дяволи.

   - И какво да правя? - недоумявам .

   - Нищо. Не се бой.

 

   Гледам си краката, повдигам поглед по-нагоре и по-нагоре и изведнъж разбирам, че съм гол. Държа в ръце фенерчето, но то ми се струва изплетено от паяжина, памучно или изгнило до такова състояние, че е останала само една пухкава плесен. В главата ми за миг се прокрадва смущение: не съм свикнал по нощите да се разхождам гол. Но веднага си намирам оправдание. Добре, нека съм гол, сега е нощ и едва ли някой ще ме види. А синът на знахаря, и самият старец, ако не спи, прекрасно знаят, че, след изпиване на уанду, хората си махат дрехите.
   Да се връщам обратно, да пообщувам с неканените демони. Да, гостите ми се сториха като че не са от този свят. Дано пак да не се заблудя сред горичката и да не падна в дола. И все пак странно усещане: бродя през нощта абсолютно гол, и още със повредено фенерче.

   Благополучно стигам до хижата. Нека да поседя аз на стъпалата на подвижните стълби, не искам да ги гледам тези дяволи. Част от небето е покрита с облаци, но другата блести със звезди и половината от луната. Голяма тишина. Цикадите и дървесниците-жаби, чийто гласове висят във въздуха, не се броят. Безветрие, пълно затишие. Виждам, как в светлото небе преминават прилепи. С крайчеца на окото отбелязвам движение отдясно. Вглеждам се. Като че ветрец се пренесе по върховете на нисичките храсти, по живата ограда около къщата. Пренесе се, и затихна. Изведнъж всичко се повтаря. Вълната пристъпва леко в мое направление, замира, и отново тръгва. Чакам да дойде до мен спокойно и без очудване. А това, което в случая е действително странно, е - защо така спокойно приемам оживялите храсти, като че само с това съм се занимавал цял живот: от ден на ден съм наблюдал танцуващи живи огради. Обръщам глава наляво и – кой седи в коронката на лимоновото дърво? Силуетът е като на възрастен човек, но по големина е дребничък дори за индианец. Полуседи-полустои, опрял се е, и като че лежи на клоните. На главата му стърчи «корона» от пера. Или от листа? По-долу се вижда още един. А не са ли множко «хората» за едно дръвче с височина два и половина метра? Но дори това не ме учудва.

   Изкачвам се в къщата, лягам в хамака. Да върви по дяволите лампадката. Ще спя. Какво от това, че тези четиримата са още тук. Те не са вече четирима? Да, този, с черното расо го няма.
   А този пък кой е? Лежа в хамака и забелязвам една нова фигура. Това е явно идианец. Стои откъм противоположната страна на другите, на четири крачки от мене и ме гледа. Невисок на ръст, малко повече от метър и половина, с дълга черна и права коса, спускаща се на гърба. Странна кожа, много светла в сравнение с всичките ми горски познати, но много  по-тъмна от моята, дори когато имам тен. А оттенъка ѝ. Жълт. Или по-точно леко янтарен. Гол до кръста, с пола или от лико от кората на дървото лианчама, или от  тъкан. Стои, опирайки се на дълга духова тръба-бодокера. През целите гърди на кръст са сложени ленти алинга - украшения от семена и костилки на различни растения. Обръщам внимание, че целите му ръце от китките до лактите са покрити с черна рисунка, но, за да се разгледа самия орнамент, светлината на луната не е достатъчна. Лицето на пришълеца е изчертано с тънки хоризонтални линии, през бузите, през носа чак до ушите. Точно такива линии изхождат от ъгълчетата на устата. На брадичката линиите се съединяват, образувайки обърнат триъгълник. Гърдите на ловеца също са разчертани с дебели хоризонтални линии.

   - Ти кой си? – обръщам се към пришълеца на испански, този обаче, без да мига, мълчаливо ме разглежда. - Пит' анги, майманд' анги, уауки, - повтарям си вопроса на язика на индианците горяни. – Кой си, и от къде си, брат?
   Чувам отговор, но с глас толкова тих, че не е възможно да се разбере нещо.
   - Мана уйяуничу. Майманд' анги, - опитвам се да му обясня. - Не чувам, откъде си?
   Ловецът отговаря, с едва забележимо движение на ръката показва черната стена на гората.
   - Сачамандачу, - досещам се аз, - от гората?

 

   Отговаря с кимане. След което неизвестно защо губя всякакъв интерес към загадъчния гост. Обръщам се в хамака на другата страна, затварям очи. Но любопитството се връща отново. Отварям очи, озъртам се. Останалата троика дяволи безследно е изчезнала, а малкия сериозен ловец продължава да си стои и да гледа към мен. Нека гледа. Спомням си, че имам на ръката часовник. Макар и да е тъмно, вглеждам се в циферблата. Но вместо стрелките виждам надуто стъкло и водни мехури вътре, неизвестно как е попаднала там вода. Странно! Добър часовник беше, водонепроницаем! Как съм могъл да го залея с вода? Добре, утре ще изясня.

   Рано сутринта, слънцето само се е промъкнало на изток отзад на високите дърветата, отварям очи. Светът плува. Лежа в хамака, напълно гол. Откъм «кухнята», зад преградката, където през нощта стояха моите гости, надзърта малко индианско момче на около четири-пет години. Забелязва, че го наблюдавам, и се крие. Пак си затварям очите, преструвам се, че спя, и отново внезапно повдигам клепачи. Детето си е пак там, но след миг го няма никакво. В главата ми, замаяна след изпълнената с приключения нощ, се появява мисълта, че някой от жителите на индианското село - всички вече със сигурност знаят – е изпратил детето, за да провери незабелязано, как съм и какво правя. Нищо, нека.

   Струва ми се, че съм си дошъл вече на себе си. Но все пак, листата на дърветата продължават да избухват с изумрудени звездички, и тялото ми го виждам кехлибарено или, по-точно, жълтеникаво, ако не се смятат тъмно-сините, почти черни места, върху които съм лежал.

 

   И така, какво знам за супаите? Какви от тях са ми известни? Какви са познати на индианците кичуа от береговете Напо? Започвам да ги изброявам.

   Туру Супаи е този, който живее в горските блата. Има облик на човек, плаши малките деца и понякога краде душите им.

   Алпа Супаи, духът на земята. Прилича на муле и на човек. Броди из селвата и напомня на хората за смъртта.

   Яку Руна, Водния Човек. Този дух може да се появява в няколко облика, и има поверие, че съблазнява младите момичета и жени.

   Прекрасната жена - това Пищку Амарун Супаи. Нейнитя владения са водите. Отвлича младите юноши, за да ги накара да ѝ служат.

   Сача Уарми, Горската Жена. Тя е прекрасна, помага на ловците със знанията си, но понякога краде юношите и мъжете.

   Чулячаки Супаи, Еднокракият. Малък мъж със зелени очи, единият крак на когото е дървен. Говори се, че той помага на могъщите знахари.

   Ингару Супаи. Живее в планините и на високите хълмове. Сърцето му се намира не вътре, а се люшка отвън. За присъствието му може да се разбере по звуците на барабана и пронизителните викове.

   Инганду. Това е същество, което се появява в много облици, за да предупреди човека за предстоящи събития.

   Духът на високите хълмове и планини - Урку Супаи. Случва се той да напакостява и напълно да омръзне на хората, намиращи се в селвата. Обаче, според мнението на индианците, този супаи не е опасен за човека.

   Яку Мама – стопанката на водата – появява се в облика на анаконда-амарон. Понякога се появява като цветна дъга на небето. Индианците вярват, че срещата с този супаи ще донесе в живота им някакви важни изменения.

   Накрая, Хури-хури Супаи. Той може да предупреди за някаква опасност, но по-често носи на хората само неприятности. Този дух може да наплаши човека до смърт или да го убие.

 

Забележка номер първи

   Знахарът дойде сутринта и най-напред огледа дланите ми, които ми се струваха жълти, и заключи, че съм напълно в ред. Посъветва ме да почивам, независимо от моите възражения. Относно индианецът с духалката тръба-бодокера каза, че това е бил Сача Руна, Амасанга - могъщият дух на селвата и пазител неен, стопанина на всички диви животни.

 

Забележка номер втори

   Старецът-идианец, живеещ в съседната хижа и от време на време четящ Светото Писание, ми обясни нещо за детето, което видях сутринта. Според думите му, това е бил супаи, действително малко момче, което другите демони са изпратили да ме следи: «Ти си ги видял, и те са те видяли. А после са пожелали да видят, какъв си ти всъщност. На тях им е също интересно. Ами че ти си нов човек за тях».

   И за куриоз ще добавя, че следващите няколко нощи спах на свещи и лампади. Безпричинният страх, че демоните може пак да дойдат, не ми позволяваше да ги гася.

   

 

Край

 

 

Оригинален текст

 

Глава вторая

 

Цветы, крадущие разум

   

   

    Уанду, как и Айяхуаската та, пьют главным образом врачеватели и колдуны в случаях, когда стремятся побороть болезнь, а также когда хотят навести порчу на своих врагов, прибегая к черной магии.

 

    Рафаэль Карстен, этнолог и путешественник

   

   

 

   Есть такие цветы, есть. Хорошо это или плохо - я не знаю. Да и бессмысленно задаваться подобным вопросом. Просто так есть. Ослепительно- белые или нежно- розовые, своим тонким ароматом они подменяют на душитеу и отравляют мозг, заставляют смотреть на мир, прислушиваясь к голосу сердца, а не к рассудку. Я много слышал про тях от индианци.

   Началась эта история лет десять назад во время моей самой первой экспедиции в Южную Америку, в амазонские джунгли на востоке Эквадора. О волшебных цветах бытует множество небылиц и легенд среди тех, кто сам лично никогда не был «знаком» с ними. И не только среди метисов, но даже среди тех же индианци. Поэтому мне трудно было составить для себя сколько- нибудь правильное представление о сущности этих загадочных цветов, точнее, растения, которое считается самым сильным и опасным от всички х - как их называют белые - галлюциногенов. А неотвестное, как и запретное, ясное дело, порождает любопытство, смешанное со страхом. После продолжительных раздумий и колебаний я всички  же отважился испытать на себе действие загадочных цветов.

   Нельзя сказать, чтобы мне было трудно выяснить название кустарника и то, какие его части используются для приготовления снадобья. Более того, растение, о котором я веду речь, совсички м даже не редкое. Его можно видеть и возле индейских домов глубоко в джунглях, и в поселках, и даже в городских парках перед президентскими дворцами. Везде, где климат достаточно жаркий и влажный, то есть на высотах до 2000 метров над уровнем моря. Большинство сажают его ради красоты, ибо растет оно быстро, а огромные, в виде белых или розовых колокольчиков, цветы густо обсыпают ветви. Имя растения - уанду. Так его зовут лесные индианците кичуа в Эквадоре. Охотники за головами индианците ачуар называют этот кустарник майкьюа. Ну а в перуанской сельве оно широко отвестно как тоэ.

   Ботаники же именуют его бругмансией, присвоив нескольким видам этого кустарника латинские названия Brugmansia sanguinea, Brugmansia arborea, Brugmansia aurea, Brugmansia suaveolens и Brugmansia insignis. В народе бытуют имена «флори- пондио», «колокол» и «ангеловы трубы».

   Так что же это такое, бругмансия? Надо сказать, что в растительном мире она не одинока и находится в прямом и наиближайшем родстве с обыкновенным дурманом, который широко распространен в жарком и умеренном поясах Старого Света. Последний, так же как и его южноамериканская родственница, ядовит и когда- то считался, а кое- где и днес почитается как священное растение Бога или дьявола. Правда, в отличие от дурмана, бругмансия - это кустарник с одеревеневшим стеблем, тогда как дурман больше похож на траву. И вот что любопытно: бругмансию не отыскать в джунглях. Насколько отвестно, она не встречается в диком виде, и, по мнению ботаников, существуют только ее культурные формы! То есть, как и многие другие растения, тысячелетиями выращиваемые индианецми, тоэ или уан- ду - это исключительно «домашнее» растение, всички  виды которого используются как «растение силы».

   Знакомые индианците от восточных джунглей Эквадора много рассказывали мне о уанду, хотя и не сумели подобрать эквивалент этому слову в испанском языке. Я тоже не мог отыскать однокоренных слов в амазонских диалектах языка кичуа. Лишь много позже, знакомясь с хроникой за авторством фелипе Уама- на Пумы де Аяла (в русскоязычной литературе этот автор обычно фигурирует как Гуаман Пома де Аяла) и написанной в конце XVI - самом начале XVII века, я совершенно случайно наткнулся на перевод. Это была большая удача, ибо через имя растения раскрывается его сущность. Уанду - это «сопровождение, свита, процессия», а точнее, «сопровождающий». Почему - станет понятно ниже.

   Один от индианци - приятель моего друга с реки Типути- ни - в подробностях поведал мне о том, как приготовить напиток, когда и в каком количестве его следует пить, чтобы не подвергать себя смертельной опасности, о необходимости поститься в течение нескольких дней и как вести себя с лесными чертями.

   Говорили, что пьют его в основном шаманите  - йячах. Когда человек выпивает сок, то через некоторое время, где- то спустя полчаса, он начинает видеть духовете джунглей и рек. Но видит он их не так, как в случае с айягуаской, а будто сам оказывается участником всички х событий. Всички  происходит словно наяву, и не отличить привычной реальности от видений, ибо они сливаются в удивительный новый мир, в котором растения принимают человеческое или получеловеческое обличье.

 

 

   Приходилось слышать, что знахари - все- таки я не люблю изрядно затертое слово «шаман», - будучи опьяненными соком уанду, способны путешествовать в удивительный нижний мир Уку Пача, откуда родом все демоны индианците. Они могут путешествовать и по миру людей, который называют Кай Пача, то есть «здешний мир, этот мир». С помощью духа- хозяина растения человек видит болезни в своем теле и лечит их, выхватывая хворь ногтями и бросая ее в пылающий костер. Слышал я и то, что если положить несколько свежесорванных листьев под голову, то сны приобретут красочность, а сюжеты будут подчиняться желаниям человека. Когда же настоять листья в большой чашке воды, то выпивший настой становится восприимчивым к гипнотическому внушению.

   Доходили до меня и другие, пугающие рассказы. Например, многие считают, что, отведав прозрачный и практически безвкусный сок уанду, человеку недолго умереть или сойти с ума. Такое мнение особенно широко распространено среди метисов и тех индианците, которые в большей степени уже сами метисы, нежели члены собственного племени. Другие никогда не пили тоэ из- за страха перед огромной анакондой, которая - как гласит молва - пожирает человека, и тот от смертельного ужаса может никогда не очнуться.

   Широко распространено еще одно поверье. Согласно ему, если человек, однажды выпив сок уанду, не станет повторять подобный опыт, то «его заберет дьявол». Для того же, чтобы этого не случилось, ему необходимо регулярно, но не чаще одного раза в несколько месяцев, пить уанду снова и снова. Количество подходов, если верить народной молве, различно. Одни утверждают, что должно выпить «наркотик» десять раз, чтобы навсегда обезопасить себя от козней. Другие говорят, что двенадцать. Третьи сходятся на цифре девять.

   Одна из наименее приятных особенностей тоэ заключается в том, что степень воздействия этого напитка на психику человека хоть и различна, но в подавляющем большинстве случаев сопровождается жесткой реакцией организма. Вот, например, как описал прием тоэ в Перу один из путешественников. Это давнее свидетельство, относящееся к далекому 1846 году.

   «… Индеец впал в тяжелый ступор, его ничего не выражавшие глаза неподвижно устремились в землю, а рот был сжат в болезненной конвульсии. Ноздри же невероятно расширились. Спустя четверть часа его глаза начали вращаться, изо рта пошла слюна, а все тело задергалось в жутких конвульсиях. После того как эти болезненные симптомы прошли, человек впал в глубокий сон, продолжавшийся несколько часов. Когда же индеец пробудился, то в деталях поведал о своем путешествии к предкам».

   В любом случае после встречи с Уанду Курака, или Майкьюа Эйнтсри - так называют духа- хозяина тоэ лесные кичуа и ачу- ар, - человек уже никогда не становится прежним, что, признаюсь, меня настораживало. С самого первого раза он знакомится с духами Нижнего мира, среди которых множество зловредных и откровенно злобных созданий. Затова каждый, кто выпил уанду, подвергает себя реальной опасности и должен все время пребывать начеку. Взамен этого «маленького неудобства» он получает возможность лицезреть и общаться с супаи, устанавливать особые отношения с животными, заранее узнавать о кознях врагов и многое другое. Уанду - это шаг в неизвестность, откуда у человека нет возврата. Это все равно что сделать татуировку. С той лишь разницей, что последнюю можно свести, хоть шрам и останется на всю жизнь. Последствия знакомства с уанду «свести» нельзя.

   Не надо думать, что любой, пьющий тоэ, тут же превращается в великого знахаря, «колдуна» или просто врачевателя. Хотя, например, в некоторых местностях бескрайних джунглей именно так и полагают. Мой хороший друг и спутник по нескольким экспедициям, узнав, что я - гринго - пил уанду, неподдельно удивился и смущенно заявил:

   - Йячахми танги, уауки. Ты йячах, брат. Здесь само шаманы пьют уанду, - сказал он мне тогда, хотя я и предпочел все поскорее свести к шутке, осознавая щекотливость положения.

   Многие из тех, кто знаком с тоэ, не сознаются в этом. Затова нередко дори тот, кто ни единожды пил сок, всячески отнекивается, когда спрашиваешь об этом. Особых причин на то нет, но - позже я испытал это на себе - удовгодиниворять праздное любопытство всех желающих как- то не хочется. Те, кому действительно суждено однажды выпить уанду, выпьют его и все поймут сами. Остальным же это просто не нужно.

   Думаю, будет небезынтересно поведать вам, уважаемый читатель, о моем самом первом опыте с уанду, который имел место несколько години назад в маленькой общине Льянчама индианците напо- кичуа с реки Типутини, что близ эквадоро- перуанской границы. А было это вот как.

   Стоял дождливый конец ноября, и сухой сезон ожидался лишь через месяц- полтора. Так что и бурная Напо, и ее приток сонная Типутини были полноводны, мутны и холодны. Вашему покорному слуге как раз выпало сомнительное счастье подселить в собственную кровеносную систему малярийного плазмодия «вивакс», так что я целыми днями отлеживался во временно пустовавшем доме моего друга, молодого индейца по прозвищу Чичику, поневоле голодал и горстями глотал табгодиники хлороки- на и примакина. На тот момент мой дневной рацион составляли маленькая тарелка отварного риса и дождевая вода: ни на что другое сил у меня не оставалось. Да и сказать по правде, мне тогда кусок в горло не лез. Под конец, более или менее придя в себя от лихорадки, я решил воспользоваться случаем и «познакомиться», как здесь принято говорить, с уанду. Тем более что обязательный пост перед его употреблением, во время которого запрещается есть соль, перец, сладкое, мясо и спать с женщиной, я поневоле выдерживал уже целую неделю.

   Один из двух знахарей в индейской общине приходился другу Чичику дядей, с которым я также был довольно близко знаком. Именно Затова я и попросил невысокого худощавого старика, с которым прежде неоднократно беседовал о духах джунглей и рек, помочь мне в осуществлении желания. Дело в том, что я хоть и знал, как извлечь сок и сколько его требуется выпить - не более полуногтя, - но решил не рисковать в одиночестве. Впрочем, более весомым аргументом в пользу присутствия знахаря было любопытство: мне хотелось участвовать в традиционной церемонии, Затова я пришел к старику и попросил его об одолжении.

   - Когда ты хочешь пить, Андрес? - спросил он, сбрасывая со спины на землю охапку длиннющих пальмовых листьев.

   - Сегодня вечером.

   - Надо еще приготовить уанду, - возразил старик.

   - У меня есть. Я уже все приготовил.

   - Ты сам? - В его голосе промелькнули нотки недоверия.

   - Да.

   - Хорошо, как стемнеет, я приду к тебе.

   Я не врал, когда говорил, что у меня уже все готово. К тому моменту мне удалось раздобыть три ветки уанду толщиной с карандаш и длиной сантиметров тридцать, ошкурить их и отжать прозрачный, с легким зеленоватым оттенком сок. Его как раз вышло «на полногтя». Сигареты - обязательная составляющая едва ли не любого дела, за которое берется шаман, - тоже были.

   Остаток дня прогодиниел незаметно. Старик не обманул и, как окончательно стемнело, явился, но не один. Вместе с ним ко мне пришли его старший сын с очень испанским именем Сталин, племянник години пятнадцати и еще два незнакомых молодых индейца. Поднимаясь в дом, он незаметно снял спгодиниенный из пальмовых ветвей маленький крест, что висел на входе. Рассевшись на импровизированных скамьях по всему дому, знахарь и его компаньоны раскурили одну на всех сигарету из пачки.

   - Есть в доме еще кресты? - спросил он.

   В доме, насколько мне было известно, никаких крестов и их изображений не было, о чем я и сказал.

   - А татуировки у тебя на теле, кресты есть?

   - Нет, крестов нет. Да и татуировок тоже нет, - сказал я. - А почему ты спрашиваешь?

   - Потому что с крестами ничего не выйдет. Если есть кресты, то Уанду Курака, может, и придет, но подходить близко не станет. Как- то ко мне обратилась женщина, так у нее крест был вытатуирован. Она хотела пить уанду, чтобы вылечиться. Потом она мне говорила, что видела уанду, но тот стоял далеко в стороне и не приближался. Так она и не выздоровела. Это потому, что крест на ней был.

   Докурив сигарету, старик встал с места, взял чашечку, на дне которой была прозрачная жидкость, и несколько мгновений смотрел в нее неподвижным взором, бесшумно шевеля губами. Приблизившись ко мне, он дотронулся ею до моего лба, затем до шеи и напоследок ткнул чашкой чуть выше пупка.

   - Пей, - произнес он, протягивая мне уанду.

   Шаг назад.

   - Пей, - снова повторил он, напористо приближаясь.

   Еще два шага назад.

   - Пей, Андрес, - приказал знахарь, не отставая от меня ни на малость.

   Отступать уже некуда. Принимаю из его рук чашку и одним глотком выпиваю содержимое. Вкуса почти не ощущаю. Так, одна тень вкуса.

   Вновь присаживаемся со стариком. Он закуривает еще одну сигарету. Несколько напряженно молчим: ему еще не доводилось поить гринго. Кто скажет точно, чем закончится этот опыт?

   - Скажи, а когда меня схватит? - спрашиваю я индейца, поглядывая на часы; прошла уже четверть часа.

   - Ты узнаешь, скоро уже.

   - А как это будет?

   - Ты узнаешь, - само и повторяет, улыбаясь, старик.

   Я сижу и никак не могу почувствовать - хоть и очень стараюсь - каких- либо изменений в восприятии окружающего мира. Все по прежнему: ни звуковых эффектов, как в случае с айягуа- ской, ни тошноты, ни безудержных позывов к рвоте. Ничего.

   В тишине минула еще четверть часа. Ничегошеньки.

   - Похоже, что ничего не получится, - позевывая, говорю я старику и отрываю свой зад от скамьи. В то же мгновение чувствую, что голова идет кругом, а в уши словно вставили затычки из ваты.

   Мешком оседаю на пол, головокружение не отпускает.

   - Сиди- сиди, - шепчет старик, - мы пойдем.

   Вставая, знахарь отодвигает на середину стола пачку сигарет:

   - Вот табак, Андрес. Ты видишь, вот здесь. Вот спички. Все, мы уходим.

   Смутно понимаю, что сигареты мне оставили лежать на столе, а вся процессия во главе со стариком медленно удаляется от хижины, и их фигуры хорошо различимы в свете ущербной луны. Полежу, думаю, немного, пока не отпустит.

   Сколько прошло времени - не знаю, но головокружение пропало. Вроде бы все как прежде. Тот же дом- хижина, ничего необычного. Решаю пойти поискать коптелку, чтобы было побольше света. Где- то она была, я видел, но не припомню. Бреду в сторону «кухни». Странно, а чего это они вернулись? Гляжу на человеческие фигуры, стоящие возле стены и смотрящие на меня. Трое мужчин и еще одна фигура. Подхожу ближе и вижу, что это красивая длинноволосая женщина. Странно, а как она сюда попала? У всех типичные индейские черты лица. Не обращая более внимания, прохожу мимо. Надо отыскать коптелку. Да где же она?!

   - Ты коптелку не видел? - спрашиваю крайнего юношу, но в ответ не получаю ни слова; стоит и легонько так улыбается. - Ты не знаешь, где здесь у Чичику коптелка была? - повторяю свой вопрос, начинаю выходить из себя.

   С тем же результатом. Стоит и улыбается. Чего пришел? Никто тебя не звал. Не хочешь разговаривать, так и хрен с тобой, сам найду.

   Брожу по дому, раздражение все нарастает. Нет нигде коптел- ки. Зато незваные гости по- прежнему тут. Между собой чего- то обсуждают, судя по всему. Вот тот, что самый большой и в черной сутане с капюшоном - лица не рассмотреть, - неподвижно стоит и слушает, что говорят молодой парень и длинноволосая девушка. Четвертому как бы и не интересен разговор, он чуть в стороне. Голоса у них у всех странные какие- то. Прислушиваюсь, но никак не могу разобрать ни слова. Сплошной щебет да писк. Словно и не люди говорят, а годиниучие мыши собрались на зрелые банановые грозди.

   Нет, надо сходить к старику, спросить, как мне тези гостей выпроводить. Говорить они не хотят, уходить, похоже, тоже не торопятся. Что- то мне все же не очень хорошо. До дома, где живет знахарь с семьей, с полкилометра. Часть - расчищенное пространство, потом начинаются заросли и глубокий овраг с крутыми склонами. Хорошо, что луна светит. Ладно, возьму фонарь. Бреду, сжимая в руке фонарь, который почему- то не горит. Так, где- то здесь тропка к дому. Не хватало еще заблудиться. Всматриваюсь под ноги, не хочу наступить босыми ступнями на колючки. Ох, как не хочу!

   Черт, где же тропка? Так, ага, просвет и река серебрится. А вон и хижина на сваях, в окружении растущих из земли листьев пальмы шапаха. Надо позвать старика. Зову. Поздно, спят уже. Снова зову. Тишина. Не уйду я, если не поговорю. Продолжаю кричать вполголоса.

   Ну вот, наконец- то. Открывается дверь и ко мне спускается… Но это не знахарь, а его старший сын.

   - А где твой отец, - спрашиваю я, - дома?

   - Отец спит уже.

   - Послушай, у меня там полный дом народу. Что мне с ними делать? Говорить не хотят, уходить не собираются.

   - Ты не бойся их. Они ничего тебе плохого не сделают.

   - А кто это?

   - Это супаи. Черти.

   - И что мне с ними делать? - недоумеваю я.

   - Ничего. Их не надо бояться.

   Гляжу на свои ноги, поднимаюсь взглядом все выше и выше и вдруг понимаю, что я голый. Держу в руке фонарик, но он кажется спгодиниенным из паутины, ватным или изгнившим до такого состояния, что осталась одна пушистая плесень. В голову на мгновение закрадывается смущение: не привык я по ночам разгуливать голышом. Но тут же нахожу себе оправдание. Ладно, пусть я голый, но сейчас ночь и вряд ли кто меня увидит. А сын знахаря, да и сам старик, если не спит, прекрасно знают, что, выпив уанду, люди сбрасывают с себя одежды.

   Пойду я обратно, общаться с незваными демонами. То- то гости показались мне не от мира сего. Опять бы не заблудиться среди деревьев да не свалиться в овраг. И все же странное ощущение: бродить ночью, абсолютно голым, да к тому же со сломавшимся фонариком.

   Благополучно добираюсь до хижины. Посижу- ка я на ступеньках приставной лестницы, не хочу я смотреть на тези чертей. Часть неба заволочена облаками, но другая блестит звездами и половинкой месяца. Тихо- тихо. Цикады и квакши, чьи голоса висят в воздухе, не в счет. Безветрие, полный штиль. Вижу, как в светлом небе проносятся годиниучие мыши. Краем глаза отмечаю движение справа. Приглядываюсь. Будто ветерок пробежал по макушкам низенького кустарника, живой изгородью окружавшего дом. Пробежал и затих. Ни с того ни с сего все повторяется. Волна крадется в моем направлении, замирает, снова приближается. Я поджидаю ее приближения со спокойствием и без удивления. Вот что меня действительно удивляет, так это почему я так спокойно принимаю ожившие кусты, как будто само и делал всю жизнь, что изо дня в день наблюдал за пляшущими живыми изгородями. Поворачиваю голову налево и. Кто это сидит в кроне лимонного дерева? Силуэт вроде взрослого человека, но по размерам мелковат дори для индейца. Полусидит- полустоит, опершись, как бы лежит на ветвях. На голове топорщится «корона» из перьев. Или из листьев? Ниже еще один. Да, не многовато ли «людей» для деревца в два с половиной метра высотой? Но дори это меня не удивляет.

   Поднимаюсь в дом, ложусь в гамак. Черт с ней, с коптелкой. Буду спать. Ну и что, что эти четверо все еще толкутся. Или их уже не четверо? Точно, тот, что в черной сутане, исчез куда- то.

   А это еще кто? Лежа в гамаке, замечаю одну новую фигуру. Это явно индеец. Стоит в противоположной стороне от других, шагах в четырех и смотрит прямо на меня. Невысокого роста, чуть более полутора метров, с длинными черными и прямыми волосами, спадающими на спину. Странная кожа, слишком светлая по сравнению со всеми моими лесными знакомыми, но гораздо более темная, чем у меня, дори загоревшего. И оттенок. Желтоватый. Или скорее легкий янтарный. Обнаженный по пояс, кажется в юбке не то из луба, коры дерева льянчама, не то из ткани. Стоит, опираясь на длинную духовую трубку- бодокеру. Через всю грудь крест- накрест перекинуты ленты альинга - украшения из семян и косточек различных растений. Обращаю внимание, что все руки от кистей до локтей покрыты черным рисунком, но, чтобы разглядеть сам орнамент, света луны явно маловато. Лицо пришельца расчерчено тонкими горизонтальными линиями, протянувшимися по щекам через нос до самых ушей. Точно такие же полосы идут от уголков рта. На подбородке линии сходятся, образуя перевернутый треугольник. Грудь охотника тоже исчерчена толстыми горизонтальными полосами.

   - Ты кто? - обращаюсь я к пришельцу по- испански, однако тот, не мигая, молча рассматривает меня. - Пит' анги, майманд' анги, уауки, - повторяю свой вопрос на языке лесных индианците. - Ты кто, откуда ты, брат?

   В ответ слышу голос, но такой тихий, что разобрать ничего невозможно.

   - Мана уйяуничу. Майманд' анги, - пытаюсь объяснить ему я. - Не слышу, откуда ты?

   В ответ охотник едва заметным движением руки указывает на черную стену леса.

   - Сачамандачу, - догадываюсь я, - из леса?

   Ответный кивок головой. После этого я почему- то теряю всякий интерес к загадочному гостю. Переворачиваюсь в гамаке на другой бок, закрываю глаза. Но любопытство берет верх. Вновь открываю глаза, озираюсь. Оставшаяся троица чертей бесследно исчезла, а маленький серьезный охотник по- прежнему стоит и глядит в мою сторону. Ну да ладно. Вспоминаю, что на руке у меня часы. Хоть и темно, вглядываюсь в циферблат. Но вместо стрелок вижу вспучившееся стекло и перетекающую пузырями воду, неизвестно как попавшую внутрь. Черт- те что! Хорошие были часы, водонепроницаемые! Как же меня угораздило залить их водой? Ладно, утром разберусь.

   Рано утром, солнце само выползло на востоке из- за верхушек деревьев, открываю глаза. Мир плывет. Лежу в гамаке, действительно голый. Со стороны «кухни», из- за перегородки, где накануне ночью толпились мои гости, выглядывает маленький индейский мальчишка, години четырех- пяти. Замечает, что я наблюдаю за ним, и прячется. Опять зажмуриваюсь, притворяюсь, что сплю, и вновь внезапно поднимаю веки. Ребенок на месте, но через мгновение его и след простыл. В голове, дурной после богатой на приключения ночи, рождается мысль, что кто- то из жителей индейской деревни - все уже наверняка в курсе дела - прислал ребенка, чтобы тот незаметно проверил, как дела у меня. Ну да ладно.

   Кажется, я уже пришел в себя. Правда, листья на деревьях то и дело вспыхивают изумрудными звездочками да собственное тело видится мне янтарным или, скорее, желтушным, если не считать темно- синих, почти черных отлежанных частей.

   Итак, что я теперь знаю о супаи? Какие из них известны мне? Какие знакомы индейцам кичуа с берегов Напо? Начну по порядку.

   Туру Супаи, тот, что живет в лесных болотах. У него человеческий облик, он пугает маленьких детей и иногда крадет их души.

   Альпа Супаи, дух земли. Сочетает в себе черты как мула, так и человека. Он бродит по сельве и напоминает людям о смерти.

   Яку Руна, Водяной Человек. Этот дух может предстать в нескольких обликах, но есть поверье, что он совращает молодых девушек и женщин.

   Прекрасная женщина - это Пищку Амарун Супаи. Ее владения - вода. Она похищает молодых юношей, чтобы заставить их служить себе.

   Сача Уарми, Лесная Женщина. Она прекрасна, помогает охотникам своими знаниями, но иногда крадет юношей и мужчин.

   Чульячаки Супаи, Одноногий. Маленький мужчина с зелеными глазами, одна нога которого деревянная. Говорят, что он помогает могущественным знахарям.

   Ингару Супаи. Живет в горах и на высоких холмах. Его сердце находится не внутри, а болтается снаружи. О его присутствии можно узнать по звукам барабана и пронзительным крикам.

   Инганду. Это существо, которое появляется во многих обли- чиях, для того чтобы предупредить человека о грядущем.

   Дух высоких холмов и гор - Урку Супаи. Бывает, что он пакостит и всячески надоедает людям, находящимся в сельве. Однако, по мнению индианците, этот супаи не опасен для человека.

   Яку Мама - хозяйка вод - предстает в облике анаконды- амарун. Иногда она появляется как радуга на небе. Индианците верят, что встреча с этим супаи привнесет в их жизнь какие- то важные изменения.

   Наконец, Хури- хури Супаи. Он может предупредить об опасности, но чаще приносит людям одни неприятности. Этот дух способен напугать человека до смерти или убить.

Примечание номер один

   Пришедший утром знахарь первым делом осмотрел мои ладони, казавшиеся мне желтыми, и заключил, что я в полном порядке. Посоветовал отдыхать, несмотря на возражения с моей стороны. Относительно индейца с духовой трубкой- бодокерой сказал, что это был Сача Руна, Амасанга - могучий дух сельвы и ее хранитель, хозяин всех диких животных.

Примечание номер два

   Старик- индеец, живший в соседней хижине и время от времени читавший Святое Писание, объяснил мне кое- что про ребенка, которого я видел утром. По его словам, это был супаи, действительно маленький мальчик, которого другие демоны послали следить за мной: «Ты видел их, они видели тебя. А потом захотели посмотреть, какой ты на самом деле. Им тоже любопытно. Ведь ты новый человек для них».

   Ну а в качестве курьеза добавлю, что последующие несколько ночей я спал при свечах и коптелках. Беспричинный страх, что демоны вернутся вновь, не давал мне тушить свет.