Черта смерша.

В сырой вечер, у нового здания министерства госбезопасности, недалеко от Земляного Вала, остановились три машины. Скрываемый туманом и темнотой ночи, генералиссимус последней военной истории, поднялся в кабинет министра Госбезопасности, генерал-полковника Абакумова. Важность вопроса, над которым он поднимался, была скреплённая десятью печатными листами система научного замысла и заострённого подхода с грифом «совершенно секретно». Над ней, комиссар второго ранга, с учётом прошлой должности и опыта всей войны, работал усерднее, чем Берия над атомной бомбой. Разработка века ждала самую высокую подпись. Погода пустых улиц столицы навеяла на Вседержителя страны, грустное поэтическое настроение, приподнятая усталость не мешала его многолетней привычке иметь нужную сосредоточенность, когда интересы государства требовали его подпись, именно его подписи создали и уберегали все упреждения нужные государству. Сам он, давно превратился в оковы и тиски постоянного напряжения, принужденно нёс ровную, никогда не устающую мировую тайну, за которой скрывалась малая часть вселенной, где свобода и истина, словно серп и молот с тревогой скучали в углу красного знамени.      
- Товарищ Сталин разрешите пригласить ведущих разработчиков «проекта века», - сказал Абакумов, сохраняя выдержанную военную установку. Он никогда не упускал строгое постоянство предвоенного времени.
Вседержитель одобрительно махнул головой, глубоко в душе, ему  всегда нравились подтянутые смелые руководители, найденные им в задымленных кузнях, пыльных складах, глухих хуторах, или в развалившихся училищах. По многолетнему опыту отбора кадров, знал, что люди, потратившие мало лет на обучение не нуждаются в нём, у них есть талант и школа опыта, превосходящие все иные знания, подаренные средними, высшими, и прочими школами, - заложены достоинства делающие лишним всякое навязанное установление. Создатель смерша в период войны переиграл: строго спаянный абвер, жёсткое гестапо, всю хвалённую немецкую разведку, составленную из потомственных фон-баронов, и подражающих им надменных фашистских бонз. Сталин ценил изобретённую Абакумовым разведшколу; сам он, первую половину своей жизни провёл в отчаянной борьбе с монаршим режимом, содержащий скрытые полезные установки. В суровой конкуренции, самообучением победил все прошлые науки, освоил главную установку - не допускать слабость власти. Быть всегда первым. Если бы удержался буржуазный строй, он стал бы патриархом церкви, или занял бы поэтическую высоту старого и нового века.
 Был тем - кем стал. И стоял над всеми. Именно поэтому воссоздал патриархат, вытянул из забытья прошлых героев, и больше всего опекал поэзию.
Ветряная степь, океанские корабли, заводы, седина волос, пушки, отары стриженых овец, высаженные лесополосы; музыка, таящаяся в инструментах, звёзды на небе, звёзды в погонах, - сами по себе уже поэзия, которую на протяжении многих лет тайно и кропотливо пишет. Три генеральские звезды на каждом плече Абакумова такой же дар советской власти, который министр нёс заодно с преданностью вождю, личным опытом, проницательностью и достижениями возможного.
 Поэт не может научиться быть поэтом - он должен им родиться.
Генералиссимус не успел до конца дочитать донос подполковника госбезопасности Рюмина. Знал, что правительство беспрерывно нуждается в постоянно новых источниках информации, обязано всё  проверять, и это важнее цветных обвёрток бабаевского шоколада.
Вошедшие по указанию министра, офицеры секретной службы, несколько растерялись, увидев человека которого привыкли видеть только на портретах. Сырой ночной ветер ударил в приоткрытые окна, спокойно висевшие плотные шторы, вздумали завиться. Где-то далеко сверкнула молния, имеющая личное назначение и норму. Ничего особенного, у молнии свои заботы, они озаряют Землю ровно шесть раз в каждую секунду.   
- Излагайте только суть! – приказал Абакумов.
Полковник медицинской службы Галиченко глотнул свежий ветер, восстановил дыхание и привычное состояние голоса, кашлянул, сдержанно стал докладывать:
- Мы, - начал он, - отобрали из западных пленных, четыреста самых деятельных, не поддающихся перевоспитанию фашистов, имеющие напротив сердца и в самом организме, наколотый на груди у сердца чёрный крест. Исходя, из полученных германских экспериментальных материалов, которыми предусмотрено принудительное вмешательство в психику эсесовского служаки, мы поменяли суть цели. Потеря черты уверенной стадности, самая отличительная веселящая человеческая черта, таких пленных мы отбраковывали. На основании имеющихся изысканий, полезными оказались солдаты, имеющие несемейное, или исключительно полуродительское детское воспитание, без какого либо влияния старших поколений, обычно в значительно большей степени заинтересованные в наследии рода, и уже, поэтому делающие таких людей непригодными для намеченного нами успеха. Общеизвестно, человек под гипнозом способен исполнить только то, что может сделать и без психического принуждения. Его останавливают внешние факторы. Неспособного на что-либо принудительное – невозможно заставить действовать даже под гипнозом, такой человек впадает в оцепенение, входит в ступор, в состояние неподвижного онемения. Тут же теряет сознание.
Люди не склонные совершать убийство, пытаются избегать принуждаемые действия.
Чтобы выявить склонность людей к образцовому фашизму, мы по своей инициативе изучили влияние ограниченного пространства на поведения людей. Исходя из этого, проверяли склонность национальной черты на усвоение фашистской идеологий, изучали наследие способности проявлять: насилие, жестокость, подчинения воли, завоевание свободы. Для отобранных нами четыреста человек, мы улучшали питание, бытовые удобства, вводили элементы развлечений, но постоянно уменьшали площадь содержания. На тех, кто при взрослении привык к пространственной щедрости, это не действует, они живут надеждой на обретение своей прежней привычки. У остальных вызывает болезненное раздражение и агрессию. Люди, предрасположенные к усвоению фашизма, не подлежат перевоспитанию. Они реагируют только на зависимое подчинение, нуждаются расширения жёсткой власти и намеренного влияния  вождизма.
Чтобы найти полезное применение таким солдатам, мы каждому из них, в главные органы тела, в основном в сердце, вводили шприцем живой атом, содержащий секретно управляемый цифровой код. Где бы не находился человек, если он перестаёт исполнять приказы и поручения центра управления, достаточно набрать кодированные числа, дать сигнал, и ядро условного атома взрывается, нарушается жизненный орган, человек мгновенно умирает.
Таким образом: управляемый, зависимый от внедрённой ядерной клетки человек, всегда имеет страх подчинения и контроля жизни, готов исполнить любое приказание. Исходя из этого, разработана новая концепция, исключающая большую войну. Мы вышли на вариант использования «не перевоспитываемых фашистов». Один, оживлённый из смерти батальон подконтрольных исполнителей одержимого влияния, внедрённый в столицы недружественных государств, рассчитан на внутреннее противоборство. Ожившие вардулаки будут приветствоваться агрессивным государством, и не вызовут подозрения. Такой спаянный тайный отряд, достаточен для быстрого свержения любого враждебного правительства. Установление при помощи врагов - контроля над врагами рабоче-крестьянского строя во всём мире, будущее нашей планеты, товарищ Сталин.

Вседержитель главных государственных дел, не проронил ни слова. В душе, на уставшем теле, спали годы, которые он с недавних пор начал пересчитывать, каждый раз начинал со своих сорока трёх, - столько лет сейчас было Абакумову. Надел переплетенную вышитыми узорами фуражку и спустился к машине. Шагал бесшумно, тихо и уверенно, подошвы ботинок были стёрты, а менять их назначение ещё не пришло время. Прежде чем сделать заключение он хотел дочитать сообщения Рюмина. Приказал ехать в Кремль.
Донесение содержало много слов и ещё больше сомнений. Хозяин не пропускал ни одно письмо направленное лично ему. Читая сообщения подполковника, следуя опыту проверенной практики, указал через время тщательно проверить самого адресанта. И не ошибся.
 Рюмин М. Д. после закона 1947 года, «об отмене смертной казни в СССР и ограничение срока заключения до 10 лет», был завербован спецотделом центрального разведуправления, работавшего на дискредитацию деятельности смерша во время второй мировой войны. Смерш полностью парализовал работу немецкой агентуры в советском тылу, поэтому требовал от западных спецслужб подробное изучение методов работы, привлечение бывших исполнителей, изнутри. Для успешного проведения секретной планомерной контроперации создана группа - «Месть».    
Рюмин доносил, что генерал-полковник Абакумов, не подчинился приказу, не упразднил все отделы смерша. Работая с военнопленными, вопреки существующего пролетарского интернационализма, не придаёт значение вопросу классового происхождения пленённых, допустил к работе в секретный научный центр германских учёных, работавших ранее на фашистский режим. Предпринимает враждебные действия в отношении МВД и лично министра И. А. Серова. В период контроля «Трофейного дела», были оклеветаны и расстреляны непричастные в деле генералы и офицеры. Сам, Абакумов неудержимо обогащался. Постоянно подслушивает телефонные разговоры членов полютбюро, завёл личное дело на товарища Хрущёва Н. С. и его жену. Под видом срочных командировок, избегает партийные собрания, на которых осуждается разгул сионизма и космополитизма.
Рюмин напоминал, что Абакумов, так же отказался расследовать «дело врачей», публично назвал его «надуманным». Готовит особую команду, из бывших фашистских офицеров предназначенную для ликвидаций вождя страны и его соратников.
Сталин, красным карандашом подчеркнул последнее, вверху надписал: «Вынести на обсуждение». Позвонил Абакумову, предупредил, завтра в восемь вечера быть в Кремле на заседании политбюро.
Министр выехал заранее, оставались полчаса до назначенного заседания. Он приказал остановить машину возле фабрики, где когда-то работал упаковщиком. Вспомнил пыльное время юности, весёлых подруг, изодранные драки в которых брал верх. Смотрел в окно, противясь чутью, волнения исчезли на время, его состояние успокаивалось, он вдруг себя ненужным почувствовал. 
Девушка, чем-то походившая на его первую жену, явно подвыпившая, спорила  со своим любовником, а может мужем, или случайным знакомым. Она вяло махала нежными оголенными ручками и что-то доказывала, может просто ворчала. После каждого явного возражения получала пальцами в губы, по лицу, пятернёй по всему капризу, это никак её не останавливало. Любезная продолжала огрызаться, не обращая внимания на побои. Оплеухи падали, а она не ощущала в том обиду. По выражению драчуна было видно, что он грубо матерится, угрожает; возможно, пили вместе. Её смелое упорство было безразличным к неприятностям пощёчин. Стекали кровавые слюни - она упорно своё держала.
А у девушки той к тому же ещё: пухлые губки, полные груди, и всё остальное, на что смотрят сквозь стёкла машин, - на прелести, как с картины снятые, увеличенные и чистые - будто пасха приближается. Сам он, никогда не имел дара красиво любить женщин, - опасался, что превосходство не признают.
Абакумов пожалел, был бы иной час, он назначил бы красавицу на секретную должность, присвоил бы звание младшего лейтенанта и опекал бы её очарование.   
…Хозяин незаметно ходил за спинами соратников, - обсуждали неблагополучное положение дел в МГБ. Следил за тем, как Абакумов неприязненно смотрит на Хрущёва, искал подтверждения из доноса, слышал годы своей подпольной борьбы, тех, кого уже не было в живых, слушал рассуждения членов политбюро, которые не знали утеху беспощадности, думал:
 - Что они будут делать без меня?.. 
Поднялся Хрущёв, в отличие от Абакумова, он имел шесть общеобразовательных класса, что гораздо хуже для успокоения пламени мировой революций. Учился в школе политпросвещения заодно с Надеждой Сергеевной. Зная преданность к ушедшей жене, которая когда-то сказала близкому человеку уверенное о нём слово, Хрущёв опасливо поглядывал на Берию. С коммунистическим откровением подчёркивал всему полютбюро вредительское поведение государственного министра, посмевшего вторгнуться в непревзойденные достижения любимого вождя, предводителя мирового пролетариата с высоты своих гениальных лет ведущего ежедневную, победоносную борьбу с окружением враждебного мира.
Абакумов, сидел на краю длинного стола через два свободных места. Слова тяжёлые падали одно за другим, находили друг на друга, словно льдины в заторе весенней реки. Он хотел сказать удивление, которое носил в голове, имел явные и скрытные мысли, с волчьим логовом их можно сравнить, он напряг желание, но вспомнил, что не спал уже двое суток, чувствовал себя человеком, сорвавшимся в обрыв заодно с кустом, который больше не держит высоту.
Все ждали, когда затихнет шум эха, наполнившее дно обрыва.
И все, тоже знали, что тут, один человек решает судьбу каждого. Тот человек думал: «Поляна каждый год зарастает иными соцветиями и луговыми травами. Он всего лишь косарь. Что выросло то и косит».

 И слышал я от кого-то, что Абакумов держал характер уличного борца, удивлялся изощрённости пыток, про которые не знал, держался как мученик веры. 
Слышал, будто создатель смерша, был чёрно-белым орлом, не дали ему долетать, поместили в клетку, превратили в курицу заклеванную.
…И вспоминал Абакумов девушку похожую на его жену, стоит возле пересохшего колодца, ворот трухлявый, и верёвки на нём нет, нельзя воды напиться. Порхнула голубка, от жажды губы в тесноте темницы потрескались, не догонит. Расстреляли орла на высоте устремлённой мысли. А мог бы, распластав крылья ещё парить…
- И где его пепел?
- Не видел! На кладбище стал искать надпись, которая бывшего человека обозначает, нет такой. Глаза у меня хорошие, постоянно полёт голубей провожаю. Смотрю, чтобы коршуны не напали, или облако чёрное не унесло.
…А, что вы это меня тревожите, я ему что – браат!