Всё православное население крестьянской страны дышало новым урожаем земли, и совершенно запуталось в расовом отборе великого рейха.
 А фашистское железное правительство уже высоко подняло палку своей власти. Сила против слабого – главный закон человека из западающего солнца.  
 Когда захватили Бессарабию, в центре Болграда – спроектированного Инзовым, румынский военный расчёт, тут же спилил бронзовую голову создателю города, сняли с постамента металлическое туловище, разобрали памятник генералу Инзову, который как было написано: «По воле царской, сделал подвиг беспримерный – вдохнул жизнь в край пустынный и безлюдный». На обратной стороне мраморного постамента, писалось, что незабвенной славе Ивану Никитичу памятник этот, «сооружён на средства болгар – колонистов».
 Румыны установили памятник своему патриоту – Богдану Холедулу.  
  Спрячь ошибки власти, она трусость твою спрячет, - и вместе погрузитесь в долгую печаль. 
  Мирострастная Бессарабия - унынием стояла задавленной, окончательно завеянная чуждым ветром;  даже в ясный день с неба падал мрак чёрной вражды.
Чем человек более угнетаем обстоятельствами, тем яснее ложатся мысли его подавленного труда.    
Велиновых коней на третий раз, срочным постановлением забрали в армейскую кавалерию. Не должно быть никакой собственности у населения убогого запасом выдающихся национальных ценностей. Тёмное население должно ежечасно ощущать беспрерывное насилие просвещённой власти.
При построении военно-конного полка, Орлик стоял в переднем ряду, Мануш сзади. Спаренные с детства кони не стерпели разъединения, ржали и, нарушая строй, рвались вновь соединиться. Рошиорей неразделяемой пары поставили рядом, но на учениях кони отказывались в два шага расходиться; когда надо было атаковать врага с разных сторон, они бежали вместе.  
Неразлучную пару списали из кавалерийского эскадрона, за нарушение устава. Определили при штабе полка в качестве оперативно-связной единицы. Кони не потеряли природную стать, но заметно стали тут худеть. Выяснилось, что возничий пропивал выделяемый фураж. Солдата поменяли, и кони пошли округляться. Командир полка ежедневно, лично ездил в штаб бригады на фаэтоне, с заметными гнедыми конями; много зевак заглядывалось, когда он проезжал; полковник - дивизионным генералом себя чувствовал. 
Ранним тёмным утром, в связи с назревающими событиями, по срочному вызову дивизионного начальства, колонел ехал с секретными документами в папке, фаэтон нёсся легко, мягко раскачивался и кавалерист уснул, возничий фрунташ сладко думал об Аурике, ласково чмокал коням, придерживал прыть, чтобы не мешала ему мечтать. Местами колёса подпрыгивали, на поворотах коляску уносило, и колонел вдруг обнаружил, что папки в его руках нет. 
Ни рядом, ни в ногах папки не было. Сладкие мечты фрунташа, колонел накрыл гневным военным матом. 
Повернули обратно, пытаются медленно ехать по ещё тёмной дороге, высматривают, где могла вывалиться папка, что-то зачернело, коней опасно отпускать, колонел тяжело слез, сам ищет в плохо видимых колеях выроненную папку - клок сена мокрого нащупал. Ещё проехали, дальше другое чёрное пятно.
 – Она! - Колонел бросился подбирать папку – куча конского навоза…
Возмущения на возничего грозные и громкие посыпались, он еле вспугнутых коней удерживал, начальник грязные руки пытался об хвосты и гривы конские, утереть, грязно матюгался. 
Значительно отъехали назад, светлеть начало, …и папки нигде нет. 
Развернулись, снова в сторону города едут, - нашли!
 Кони вовсю несутся, нагоняют назначенный час доклада, колонел притих, молча, молится насупленными губами.         
А начальнику штаба дивизиона хорошие кони всегда нравились, на много больше, чем все доклады командира кавалерийского полка. Он приказом перевёл славных коней и кучера, в бригадное подчинение. 
Но события развивались быстрее, чем бег коней. 
В жаркое время страды сорокового года, Васил Апостолов одетый в самом нарядном костюме, перепоясанный красной парчой, с большим, выпечным из новой муки караваем, поверх которого лежала вареная курица; со всеми своими работниками, во главе города вышел встречать прибывшую новую власть. Он не знал, что она пришла ликвидировать эксплуатацию человека – человеком.  
Город сиял улыбками, забрасывал освободителей цветами и поцелуями. Оковы чуждой речи, державшей людей в забытьи, убегали заодно с их носителями. 
Штабной бригадный экипаж с ухоженными конями, тоже нёсся на запад, генерал увозил семью; у фаэтона, от быстрой езды по ухабам, сломалось колесо; час ультиматума истекал…
К экипажу подошёл изысканно держащий себя гражданский человек, состоянием спокойной уверенности он поздоровался с известным войсковым начальником: 
- Нужна помощь, домне Кодряну, - спросил уверенный, у растерянного военного. 
 - Одна помощь при ультиматуме – убегать быстрее в укрытие. 
 - Пересядьте в мои дрожки, а свои оставьте мне, - сказал человек, которого Ион Кодряну  прежде видел, но не мог вспомнить где. 
Муж помог генеральше и дочери не помять белые платья, пересесть в подъехавшую рядом коляску, денщик перегрузил саквояжи, сел на облучок и дёрнул подтаявших лошадей на Галац. 
Высоко гремел незнакомый гул моторов, самолёты ломали небо, напоминали городу о начавшейся новой эре. Видно, что конструкторы вложили в блестящие пропеллеры самолётов достаточный запас высокой несгибаемой прочности, всё небо дрожало железными крыльями.
Изысканный не придавал значения самолётному шуму, он стоял и  рассматривал коней, которые зачаровывали его больше, чем высокий блеск метала. Кони копытами передних ног рыли сухую дорогу. 
И плохие люди в беде - хорошими становятся.
Новый хозяин горящих коней стоял рядом, а своему возничему сказал как бы издалека:
- Отремонтируй у Болбока колесо и отгони коляску к отцу в Кубей, вернёшься на седых конях с поломанной бричкой, - прибывшая власть не любит роскошь. 
И добавил: - …Адвокаты, - им тоже будут нужны.       
 -