Глава 30. Мертвая эпоха.

Ученики вошли в оранжевую пустоту, солнце давно поменяло волну сплошного излучения, землю обогревала обуза немеркнущих суток. Плавающие рассеяния зеркал, установленные на луне, плавили облака, преображая небо в постоянно прозрачную бурю. Не видно ни одного человека, только ненужная мысль брошенная людьми, блуждала по земле в поисках бывшего живого наличия. Вселенная миллиарды лет трудилась, дабы породить ум, который сумел оживить её непостижимое величие, а живая мысль обленилась и возгордилась, создала придуманную замену – кремневый сплав притворного рассудка. Люди, несущие проявление природного разума, стали ненужными. Налог на существование вынудил их, превратить своё физическое тело в невидимое столкновение разделительных частиц. Теперь человек может больше не опасаться, что его съедят микробы, звери, или забодают единственно оставленные травоядные чёрные буйволы - повсюду ороговелым поведением ищущие непокорный ум. Копытами затаптывающие шаги ещё не преобразившихся людей. Каждый из буйволов имел в мозгах вживленную песчинку, которая управляла назначение земли, - они обязаны были выискивать и истреблять не арестованных людей.

 Сама Земля, повздорившая с непостижимостью Вселенной, была наказана за неприличное поведение её мыслящих обитателей.

… Стояла оранжевая тишина, наконец, после долгого поиска в песчаной пыли, ученики набрели на одинокое селение, окружённое апельсиновыми рощами в которых прятался незначительный гурт случайных людей. Они сумели укрыться от последнего дождя, долго кропившего смешанное население преображением чувств и общим безразличием. Увидев людей похожих на себя, селение испугалось и заволновалось от присутствия прошлой жизни, все смотрели с опаской, не знали намерения знакомых образований. Старейшина селения, отобранный всем окаменелым замешательством, смотрел вскользь на ровесника живого ума, удивлённо тронул волнующим голосом неожиданное появление блуждающих юношей:

- Разве молодцы не встречали чёрных буйволов или летающих черепахоподобных людей, которые оставлены для беспрерывного утяжеления жизни на обложенной земле? – спросил седой старейшина селения. - Из бывшего человеческого тела, черепахи-люди изъяли только защищённые мозги, необходимые для управления не приземляемыми полётами, мы от них прячемся, боимся возмездия за наличие обоснованного страха.  

 Определённо видно, что жизнь зависит от случайности, и течение времени бывшего обитания, которое знали ученики, уже не существует, потому они смотрели на безразличный образ людей прячущихся за старейшиной с видом бесконечной озабоченности.

 Как созревало время для непригодности обычной жизни, возникшей после сотворения Земли – они не знали; или от лишней забывчивости совершенно загубили в первичной пыли свои отчаяния.

Старейшина селения прикрыл веками пепельные глаза: - Всё произошло незаметно, - сказал он скрепя памятью бывших чувств, - все люди стали говорить только на одном раболепствующем языке, всемерно стали отказываться нести совесть. Невиданные, лично созданные ими изобретения, становились важнее житейской обыкновенности, повсюду навязывали образцы порченых привычек; всех постепенно втягивали в омут бесстыдства. Потеря приличия - становилась главным достоинством существующей жизни. Так земля, жаждущая беспрерывной всеобщей слежки и постоянной проверки частного наличия, превратилась в непригодную для обычного проживания планету. Люди её приспособили для падающего соединения невидимо выпуклого пучка блуждающих устройств и текущего похотливого желания. Заодно с землёй, портили и искажали, свою мёрзлую запыленную лично выведенную мечту.   

- Земля тут ни причём, – возразил хилый Пропадит, - просто обыкновенная борьба банкиров с земной жизнью закончилась поражением природного существования людей. Мыслительное совершенствование,  действующее по своему усмотрению, видоизменилось, вот и вся каша, что давно начала вариться; люди стали неспособными сопротивляться развлечению ума. Они не уловили начало своего всеобщего падения. Государствам следовало самостоятельно определять живое удержание  произведённого населения, для всемирного общения вернуться в санскрит, а они доверились опошленному языку, и особенно теми, кто управляет деньгами в виде цифровых волдырей. Для начала следовало ликвидировать мировую банковскую систему, это решающая святость великого назначения, но люди упустили каприз такой проделки. Погибли бы какие-то тысячи или миллионы, зато другие миллионы и миллиарды великолепно остались бы существовать для обозрения мира. Тут известная беда подвела людей, вопрос наличия денег светил для них холодными лучами пылающего камина, никому не охота гореть сухим хворостом, все согласились мокрыми брёвнами истлеть. Банки, оказались конвейерами сборки человеческих привычек и чувств, заводами по выпуску пригодных для продажи характеров, это скрытое порождение новых человекоподобных образов сыграло коварную бучу. Вместо того чтобы с ненавистью упразднить порочную систему, люди принялись подстраиваться под многонулевое мышление банкиров. Придуманные деньги победили предназначения воли, красоту земли, и созерцания звёзд. Люди превратились в бактерий разлагающие собственный труп. Состояние соперничества привело к изменению солнечного преломления, и те, кто хотел испортить суть природного становления, первыми расплавились в свете огня. Осторожные единицы, что имели твёрдую веру и убеждение, убежали, и выжили без изменения угла падения. Племена, которые несли постоянную гордость, не восприняли игру страха и дармовщины, остались существовать с изначальным предназначением, предпочли: нищую волю - сытому покорению. Так, нечто кажущееся отсталым - побеждает передовое. Искажённая многокрылая верхушка растворилось без видимых последствий.

- Нас сберегло то, - сказал старейшина, - что прерывисто сделанный цифровой ум, оказался неспособным состязаться с теми, кто его не воспринял; то, что создано живым человеческим умом - легко разрушить этими же мозгами. Во всех случаях, этот притворный кремневый рассудок не имеет: совести, глупости, хитрости и вздора, он слишком прямолинеен; потому его придуманная деятельность всегда будет находить мертвое завершение. Особенно важной защитой людей от сделанного рассудка - предсказывающий сон, он приходит в час вынужденного, невообразимого разочарования. И даже если мёртво-ожившая деятельность разделённых частиц усвоит самообучение, у неё не будет дара породить мечтательный сон. Мы потому и сохранили наши прошлые образы, постоянно видим предупреждающие сны.  

Весь косяк селения, стоявший за старейшиной, смотрел, молча, испуганно и, с опечаленным упорством. Люди, понимали безвыходную надежду.

Ученики тоже скребли волнующей грустью свои не сдающиеся души.

- Я тут тоже смутно вспомнил недавнее сновидение, - Увалень, словно опомнился после дремоты подзабытого сна, стал рассказывать преобразованные сном ночные видения.

 Всё ещё живущие люди селения не знали, куда перенаправить свою сохранившуюся мыслительную поступь, несущую прошлые свойства. Потому, переделали своё состояние, окружили учеников, стали слушать сон Увальня. Учитель со старейшиной селения отошли в сторону, их тихая беседа утонула в прошлых рассуждениях. Они в морщинах лба содержали опыт, - который никто не в состоянии распознать.

- Сновидения несут разное происхождение, и мой сон тоже какой-то потерянный, - начал Увалень, - той кровати, что давала мне давний решётчатый покой уже нет, её из-за ржавой тяжести материала сдали на металлолом; кровати нет, а её тревоги сохранились: «По земле ползли, придуманные людьми тяжёлые отклонения. Отобранные звериные стаи, стада, своры, косяки, стали жить независимо от наличия всех тварей сразу. Травоядные стада съели всю растительную зелень, дождей долго не было, они исхудали из-за скудности растений. Ослабших травоядных стад, сытно и жадно ели звери. Плотоядные ожирели от наличия обессилевшей лёгкой добычи, но вскоре не осталось, ни одной драной козы или паршивого барана; все хищники померли из-за того, что их пищеварение не захотело перемалывать кору деревьев, которая после долгой засухи перестала расти. Единственные животные, сумевшие уцелеть, это медведи. Когда происходили земные безобразия, они спали в берлогах, это их спасло от всеобщего мора. После необыкновенно долгой спячки, и земных перемен, медведи потеряли направление своего обычного обитания. Цвет бурой шерсти поблёк, медведи стали кормиться водорослями, сухой малиной, еловым лапником, водяными моллюсками, и ещё чем угодно, лишь бы усмирить пошлый голод. Это выгодно поменяло их шерсть, но заскучали мишки от одиночества лесного обитания»

- А что люди? Они ведь тоже всеядные!..

- Не только всеядные, ещё чересчур заумные, такой вот сон: «Люди были разделены на стада и стаи, - они своё назвали: сословным кланом. Те сословия, что обрабатывали землю, были главными, а стояли в самом низу, их угнетала ровно нарезанная бумага и блуждающие цифры, больше всего их труд уворовывали: юристы, доктора, и банкиры».

- Доктора тут не имеют пустоты, они лекари тканей, их кормит перестановка случайного врачевания. Моя бабка знахаркой была!  

- Врачевания не имеют нужды в людях, не я водил забытьё, оно меня запутывало, и вы не путайте своё с чужим, а то я могу упустить изменившиеся подробности:

 «Когда опустела земля, и медведи обрели различную по шершавости окраску, они разбрелись в разные стороны. Одни дошли до больших льдов, там обнаружили ещё больших - белых медведей, те питались в подлёдной воде, ловили жирную рыбу, жили в уютном мокром холоде, огромными и сильными лапами давили прочность толстого льда. Никто им не помеха. Бурые и рыжие испугались белого меха, в страхе долго убегали; но зато научились рыбу ловить. Избавились от снежной скуки, стали рыбачить в реках, побрели по тёплой земле в поисках зелёной жизни. Приняли уцелевших обезьян за людей, и даже стали их вылавливать, ели для ожирения берложной спячки в зимнем лесу. Случилось как-то, обнаружили медведи какое-то селение из одних стариков: сохранившихся в рваных фраках имевших банкирское отличие, и ещё были среди фраков помятые пиджаки, которые носили юристы; все они были немощны, не в состоянии защитить бывшее значение. Медведи, их всех съели как добавку к зелёным побегам елового лапника.  

Дальше окрепшие звери набрели на заброшенный город, в котором жила община из старых женщин, хищники намерились разорвать их для столования, но в отличие от стариков, жительницы разрушенных кварталов, лучше приспособились для выживания, оказались смелыми женщинами, даже сумели приручить медведей. Вскоре, у старух – медвежатниц, стали рожаться дети, которые вырастали всего за несколько унесённых оборотов больших вращательных движений новой мировой системы. Они имели: образ людей, медвежий характер, а ум вылавливали из облаков и летающих черепах, он блуждал без дела брошенный после войны умов. Что создано людьми - обязательно покорится людям. Новые создания, несли общее родство со старыми женщинами и медведями, потому медведей прогнали, а старух убили, чтобы не иметь связи с прошлой жизнью. Обновленные люди несли строгое двуполое различие, потому со страстью принялись заводить будущие поколения людей. Кровью из своих жил прививали стволы под корой хвои, преображали сосны, ели, и кедры во фруктовые сады».

- А что белые медведи, чем они стали увлекаться?

- Белые медведи? …что белые медведи: «Они увлеклись большими акулами, из ревности истребили вех мужских особей, а женские акулы выбрасывались из прорубей на лёд, спаривались с белыми медведями, замерзали или уходили в океан. Медведицы рожали медвежат, питались замороженными акулами, заодно со своим потомством вскармливали медвежьим молоком очеловеченных детёнышей. Окрепшие людские дети, рождённые от белых медведей и акул, дышали образовательным туманом, и уходили в заснеженную тундру, находили сброшенные рога оленей, высекали из них искры, а из искр рожались олени стада, нужные для дальнейшей жизни людей. Океан беспрерывно утягивал акульих людей в свои просторы, суша земли завлекала их в свои дали, они проникли в чужие материки и возненавидели их, стали истреблять всё живое…».

- Хватит Увалень! а то мы скоро сами провалимся в твой сон.

- Мда… такое вот безобразие. Никто от начала и до конца не расскажет плохое минувшее.

- А что тут рассказывать, и так понятно, человеческий ум неистребим, хотя сон конечно дурацкий. Могло бы присниться и, что-то более толковое.

Все согласились с Пустельгой, зал сам по себе ужасно охладился, хотя белых медведей в нём не было. Обнаруженное селение из встревоженных людей, поглядывало на увлечённую мирную трескотню седых складок Старейшины и Учителя. Всё же, хранившие осторожность люди заподозрили, что эти самые ученики, возможно, образовались от медведей, присвоили себе блуждающий прерывистый ум, и готовятся вступить с ними в столкновение.  Отколовшиеся миронаблюдатели могут снова проиграть, поскольку язык, на котором прежде говорил искусственный интеллект, первым делом стал оскорблять людскую мысль, душу, и славную память. Становилось неинтересно жить, а это самая большая и неизбежная беда человеческого существования. Возможное незнание, стало ежедневным удовольствием живого ума, без которого вселенная всегда будет крутиться ущемлённой. Неприродное подобие настоящего не имеет предусмотрительный вид на новом месте среди горячих камней. Сколько бы ловкачи не изображали свои обычные ухищрения, они прекратятся, как только уловка утратит свою привлекательную особенность.

…И снова огромная пустота, только облака брошенной мысли скитаются по безразличию неба, ничего больше нет, мысли скучно от такого равнодушия, она пробует шаркать пустоту когтями  живого существования.

А оно давно прекратилось.