Элитсемхозов во всём советском сельском хозяйстве можно пересчитать  без затруднения памяти, они отборное семенное зерно выращивали, сейчас их упразднили, постаревшие комсорги  сами элитой захотели стать, причислили себя к элитному семени нового сословия. Убежали от бывшего народного единения. 
Малоспособные завистники, избранными решили себя назначить.
 Мы элита! – принялись кричать обновленные управленцы.
Старайтесь не тревожить их, они люди обидчивые.  Вы, то точно знаете: какая элита из сорного отсева может зародиться!..
- Ещё они..., - да ладно тут, - не в коня корм.
 Работники элитсемхозов – это да! Это эли…иита!
Вот Вася Кулемет, назвал дочку Лилия, а её записали - Лилиана, он раскрошил столы чиновникам в ЗАКСе – сразу видно: элитный человек, не труха - комсорги.
Или директор совхоза, - кандидат наук, начальник особого союзного хозяйства, - на «Чайке» ездит, цифры госномеров машины – 00 – 01.  Брат министром в столице сидит. И элитный совхоз, – одной столице только подчиняется.
Где директора - на «Чайке» встретишь?.. только в Новосёловке, что возле  города Котовского.
  Но самый элитный тут человек  - это конечно Борис Ефимович Марока.  Если его со злаками отборными сравнивать – он на овёс похожий:  рыжий, худой, длинный; уши поперечное преткновение изображают, густо ворсом обросли. Соломенные волосы в вытянутой овсяной голове, похожи на стерню.
Руки тонкие и длинные, висят, словно потрескавшиеся жёлтые шланги доильного аппарата на молочной ферме. 
Обут он в шиловидные парусиновые туфли, и вислые сзади штаны носит. На блёклом замызганном пиджаке, который летом одевает на голое тело, приколоты вряд четыре октябрятские звёздочки, всем утверждает, что это ордена, и студентом, тоже когда-то был…  Он конюх.
В конюшне на гармане, кроме работных лошадей, под его присмотром элитный четырёхлетний жеребец Макет, он его отборным зерном кормит.
Копытами, разбивает настил Макет. Неезженый, и давно не прогуливали.
- А ну, хлопцы – говорит студентам летнего стройотряда Борис Ефимович, - кто из вас Макета объездить желае, прогоните по пахоте, пусть пропотее, ему надоело на привязи на отборном зерне жиреть.
Конюх вывел Макета из стойла, жеребец ещё не почувствовал, что с цепи сняли: дёргает застоявшимися мышцами, на месте копытами перебирает, не смело морду крутит.
Первым, Ромазан Зейнетдинов решился коня прокатить, ловко вскочил на спину, и слетел от броска настороженного Макета.
Затем босоногий Вова Батизат забрался, ухватился за цепь сбруи, снова заиграл Макет, вырвал из рук конюха удила, стал брыкаться, прыгать, неистово кобенится по всему загону, непривычный груз пытается скинуть, рассыпал по всем углам толпу глазеющих стройотрядовцев.
Борис Ефимович первым трухнул, убежал за ограду, испуганно сгорбился и оттуда кричит: - Макээт! Сгинь Макэт… Гони в оранье, в пахоту гони – показывает он Вове чёрное поле.      
Батизат мёртво ухватился за гриву, прилип животом к спине коня, слился с ним, ногти его босых ног впились в шёлковые бока. Жеребец, обуренный новым состоянием, перепрыгнул ограду, вылетел из загона, почувствовал волю простора, забыл про ненужный вес наездника, неукротимо стал резвиться природным предназначением, топчет копытами рыхлую землю, фыркает, храпит, с тела пузырчатая пена падает.  Бежит невзнузданный жеребец и, кажется от красоты его бега, даже ангелы оторвать взор не смогут, - крылья несгибаемые ужали ангелы, псалмы свои забыли.
Насытился волей Макет, сам обратно в конюшню побежал, неуправляемо понёсся с всею прытью в загон. Несётся жеребец мокрый, а Батизат с ужасом смотрит на приближающийся низкий проём ворот. Двери в хлеву невысокие, - бревно перемычки, спину Макету чешет; когда лошади пролазят в широкие двери обветшалой конюшни, голову в ноги уносят.
 - Вытягивай, вытягивай, - кричит конюх, сам под уличные ясли залез, трусливо присел, машет снизу руками, - в поле, обратно в пар гони, пусть ещё роет храпом оранье рыхлое.   
 … Перед самым входом в конюшню, Макет заржал, резко стал, вскинул передние ноги, задними в землю впился, на миг замер устремив ноздри к ангелам, потерял стойку, скользнул, ловко слетел вбок. Наездник всё ещё носимый неуправляемой ездой, выстрелил из спины коня и покатился вдоль яслей, шагов тридцать крутился, стукнул макушкой об деревянную стойку и распластался возле конюха.
В мозги, с невероятным грохотом, ударил смех толпы.
Макет поднялся, струсил бесполезно прилипшую к мокрым мускулам грязь, опустил гриву и вошёл в сытое стойло. Батизат продолжал лежать.
 Конюх выбрался из-под укрытия, оглянул толпу и гордо спел  обычное: - Здорово я придумал, это ещё не такое могу изобразить, давно хотел, я ли, не выдумщик, считай, сам Макета объездил!..- весь обрадованным держится.
 Пошёл в конюшню жеребца гладить, приговаривает:
 - Надо кожен день тебя так гонять. Добре, сегодня я Макета поупражнял.
 Вышел из конюшни. - Просынайся студент, кончай днём ночевать, - говорит всё ещё лежащему Батизату.
На территорию гармана въехала чёрная «Волга», Борис Ефимович, вгляделся в машину, вдохнул носом уйму воздуха, и потряс длинными палками худых ног, побежал встречать заехавшее чужое начальство.
Что-то выяснил у них, и своё, тоже долго им показывал, бил себя по звёздочкам на груди, по бокам шлёпал, крючком пальца указательного шевелил, вроде вытягивает сидевших из машины. Они развернулись и уехали.
Обратно шёл уже не спеша, с хромотой, куцо перебирал кочергами ног, казалось, его огрели лопатой зерноподборочной.
Вова тоже хромал, чесал шею: - Что они хотели Ефимыч?
- Кто такие? – переспросил старшинским голосом Ботя, самый длинный, самый белый, и самый громкий из всей студенческой толпы, сибиряк с Зейской ГЭС.
- А…, якись штуцер, толи с Киева, толи з Москвы – жаба его знае с какого болота… Питае  де директор, а я ему кажу, на шо тебе дирек, ты мне упряжь нову давай, у мене шорный инвентарь весь стёрся, нечем коней снаряжать, упряжь, упряжь нову давай…
- А он?
Он шлангом прикидывается, дивится наче наш совхозный дирек на мои награды, не разумие шо мне надо.  Не соображае чужу потребу явление столичне. 
Вид у конюха неважный, про Макета вовсе забыл, скука какая-то на него напала внезапная. Надо выпить, а  не на что.

Всех совхозников тока, и причастных в обязательном летнем труде студентов, поставили тарировать две тысячи мешков семенной элитной пшеницы, для срочного железнодорожного вывоза. 
Студентам стройотряда «Гидротехник» приказали остановить возведение: складов, коровников; и силосных ям, - тоже. Всем, на элитную семенную пшеницу!
Мешки строго взвешивали, маркировали бирками, и складировали у въезда в ангар. Студенты весело загружали мешки в кузова подъезжавших машин. 
Как-то все пустые джутовые мешки быстро наполнились, а грузовики больше не подъезжают, задержка на станции. Собранный для срочной работы народ подустал.
Все вывалили ждать движение мешков и транспорта, под тенью деревьев уселись. Привезли арбузы, студенты большой клён облюбовали, отдельным кругом сидят, из объеденной коры профили друг - друга вырезают.  Гомон по кругу стелется - невообразимый.
У коренного совхозного народа свои заботы, их дети ещё не студенты. О выросших детях разговор завязался.
Озабоченная женщина, под белой косынкой короткие волосы спрятала, - злая на весь мир. Поколения общества портятся с предвиденной вероятностью. Сама она наполнена неудавшейся  молодостью; упитана даром раздаренной красотой, замуж вышла за кого желала, а счастья не нашла. В детях ищет счастье и тоже не находит.
 - Нигде правды нет, - говорит она, видно, что действительно не знает, где правда скрыта. – Поехали поступать в медицину, а там «Волги», «Волги»… и наша «Чайка» тоже стоит. Все напыщенными из машин выходят, куда нам совхозникам с ними рядиться, не пробьёшься - места уже распроданы. Ты хоть все 55 томов Ленина прочитай, всё равно не пройдёшь конкурс.  Блат, везде блат…
- Не скажи Нюся мы, без всякого блата документы в университете сдали. И конкурс там большой, наша Юля ничуть городским не уступила, наоборот, её за большие знания хвалили. Поступила. Где тут блат?
- Ваше постижение безмасленное, а мы стремимся завтрашний день угадать.   
Весовщик в просторном халате, с двумя авторучками в боковом кармане, взад – вперёд ходит. Тоже сыном гордится.
- Наш Юрик в Германии службу проходит, школу учебную при штабе закончил, три лычки уже носит, маме пишет-спрашивает: - А что мама, может тебе одну фрейлин привезти?..
Ты смотри, парень тут застенчивым всё время ходил, а немки видно лучше наших.
- Конкурс, неконкурс, а наша Сашка им такую картину нарисовала, что главный всех экзаменов сказал: - Вот как надо обрисовывать музыку космоса, - и её сразу приняли, теперь у нас будет своя художница – похвасталась носатая Настя.
Борис  Ефимович сидит, впритык ужав ноги, чертит палочкой землю, покашливает, сломал палочку и новую высматривает. Ещё другие рассказывают про своих детей, а он слушает и молчит, глотает запах бахчи и злаков.  Дыни принялись разрезать после арбузов, и притихли как то, высказались все, после кавунов в дынях сытость находят, тут не надо семена выплёвывать. Весовщик, тот своё переживает, выглядывает дорогу, - долго машины не станции задерживаются…
- Даа! – сказал громко конюх, и бросил палочку, которой царапал пыль, сидел он немного в стороне, зерно не его работа, потому громко заговорил:
 - Значить, вызовае начальник тюрьмы мого Ваську, наполняе ему сто грамм водки, и соби наливае – пятьдесять… - Он оглядел весь народ, лица обросших мужиков отобразили слабое впечатление, потому он подумал, свернул бледные губы трубкой, и добавил: - конь-я-куу!..
- Тот же самогон, только крашенный…
- …Каже начальник:  - А знаешь - ли Марока, что не ты один даром сидишь, и здесь больше половины даром сидять, и…
И он ещё, что-то хотел уточнить, но машина пустая неожиданно ворвалась в портал гармана. Ему послышалось, что Макет заржал. Побежал овёс насыпать. Вся сидевшая толпа стала подниматься, зашумели исполнители срочного указания, зашевелились все. Макет таки ржал, - понравилась воля.
Из-за навала зерна в огромном складе, студент с ослабленным взором выбирался; с боку, с другой стороны купы, женщина средневозрастная застенчиво просовывалась, смотрела она невыносимо отчуждённо, расплывчато; своё воображение зарывала в необыкновенно большой объём семенного зерна.  Увидела, как студент с загадочной насмешливостью потерялся в среде одноформенного образования парней, и сама тоже надвинула косынку на глаза, излучила припрятанное безразличие в предстоящем работном времени своего элитного дня.
Снова все затихли. Слушают: в установившейся тишине раздразненный Макет ржёт на весь гарман.
 … Да! Всё же воля - слаще элитного овса.