ОКРАИНА  БЫВШЕГО ГОРОДА.

Где-то возле Белграда, может Суботицы, Нови - Сада или другого прежде близкого города, человек в мятой фуражке, рваной майке, в брюках с обрезанными выше колен штанинами, мокрый от пота и россыпи воды, которой прибивал зараженную пыль натовских ракет, покорёженной  тележкой вывозил негодные развалины своего дома. Скидывал в заброшенный каменный карьер. Он плохо разбирался в ядерном мусоре, потому мелко распылял из шланга грусть оставшейся жизни. Нет более ненужного труда, чем мутной водой убивать ухабы разорванной земли. Злобные люди всегда враждебны к тем, кто не намерен им мстить.
  Уборщик ступал разлезшимися ботинками по увлажнённому грунту и не знал когда наступит день для восторга медовым сном. Он вспомнил, что много лет назад спал в одном цветущем лугу под журчание одинокого ручья, место было настолько хорошим, что ни как не может забыть тёплый полдень выпавшего тогда сна. С тех пор он ни разу ни спал так хорошо. Потом много раз искал тот цветущий пригорок, тот клокочущий ручей и не смог найти место, где он спал.
 Искатель потерянного сна увидел, как из утонувшего в невидимой пыли горизонта катилась детская коляска, её толкала женщина сарафанного покроя, она обходила рытвины снарядов; стройно входила в начало дня, молодо двигалась; а казалось, что не желает быть молодайкой. Росинки воды из шланга громко ударили в цветы коляски, и чистильщик разбитого строения отбросил мутную струю в пересохшую расщелину.               
- Везёшь будущее начало? – спросил разгребатель долгой заботы.
- У меня там моя Андромеда, она любит чистые цветы нашей земли, и прозрачность бесконечного неба.
Уборщик собственного горя наклонился над уцелевшей детской коляской: - Какое красивое имя, - удивился он, - можно я улыбнусь нашей близкой галактике.
- Люблю, когда нежно восторгаются моей дочуркой, - стройная женщина хлопнула ладошами, - я ежедневно вожу её в убитый бомбами детсад, все дети погибли, одна она уцелела в пепле уплывшего горя. У меня там ещё пряжа и спицы, до вечера буду плести лестницу в небо, хочу размахом души опередить самые далёкие спутники.
Дуб что рядом рос, купался в брызгах радушного утра, тоже плёл побегами лестницу в вышину, хотел заоблачными ветками достать царицу Андромеду, а человек изнеможённый недавно рвавшимися ракетами стыл испуганный человеческими изобретениями, хотел осторожно подглядеть предстоящую жизнь.
- Нет, нет – женщина заботливо отвела его руку, - я сама, …вот моя Андромеда.
В коляске лежали: бутылочка с водой, чёрствый горелый калач, клубок ниток, вязальные крючки, и вылепленная из высохшего замшелого теста завитая серая кукла.
Чистильщик Земли оцепенел, долго скорбел, снял фуражкой росу воды с лица, проскрипел выражением отчаяния, косо вгляделся в вышину дуба, в пустоту, хотел увидеть: не портят ли царапины истребителей небо нового утра.
- Я спешу отвести Андромеду в детский сад, что бы мы весь день могли пить страдания, - сказала озабоченная мать, и ушла в пустоту бывшего детского смеха.
Человек ужал в поясе укороченные топором штаны, перекрестился, и крикнул заблудившемуся миру: - Эй ты, потерянный! Тестяные куклы из священного текста никогда не оставят твои угрюмые смятения! Устранены будут порченные, кто добру противится!
Он выровнял тележку своего бесконечного времени, и пошёл дальше катить остатки своей жизни. Задумал ждать темноту ночи, когда сможет разглядеть триллион звёзд живой Андромеды. Толкая урановый мусор, озабоченно размышлял: если обеднённые частицы расплавят светящееся тело, оно уплывёт в туманную галактику, где вращается планета, на которой цветёт рисованная жизнь.
Вечером женщина осторожно тянула коляску по разрушенному, потресканному уклону. Закат стоял красивее восхода, и не обнадёживал долгим светом. Сравнявшись с уборщиком ужасного наказания, она приложила палец к губам, показала уставшему человеку, что Андромеда спит. Черепки обожжённой черепицы, которые он дробил, дымились под ударами кувалды.
- Добавлю измельчённый известняк, и сделаю римский бетон, он вечный, ни одна бомба не сможет его рассыпать.
- Вечная только моя Андромеда, - возразила озабоченная мать, - всё остальное сгорит в огне этой глупой Земли. Во вселенной цветут выращенные звёздами планеты, они всегда ждут светлой мысли. Я не знаю, улететь сразу или ждать когда заряженные частицы окончательно нас разложат.
- Она угадала мои переживания, - человек крошивший черепки, засуетился. - Хочу ещё раз увидеть нашу Андромеду.
- Нет, нет, если я открою, она проснётся, начнёт скучать о детях всего мира, тогда живые планеты на её галактике размечтаются, удалятся и совсем перестанут нас любить. Единственно моя дочь способна уберечь всех людей от вползшего в них страха, поэтому я всегда жду мрак ночи, когда Андромеда открывает вечный свет нашим душам. Она цвет моего сада.
- Она ходит по моим соцветиям, - подумал чистильщик земли, - тут слишком тесно, а среди звёзд необыкновенно просторно, надо всех озлобленных поместить в пространство суровых орбит, пусть вылечат свои переживания от тесноты беспрерывных подозрений. Мы им подарим новое солнце, и их обиды мгновенно истлеют.
На следующее утро женщина шла без коляски, видно, что она долго плакала, обиженно смотрела в своё одинокое переживание.
- Где Андромеда? – забеспокоился человек, встречавший рассвет в рваной майке и топорных шортах.
- Её съели крысы, - у женщины пропала печаль, она тихо глотала  всю слёзную горечь. 
- Иногда бывает, смотришь и ждёшь, где те, что были? …и услышишь: их уже нет! Как теперь жить?
- Пойду, скажу пустоте, что Андромеда исчезла навсегда, пусть радиоактивные развалины прогонят всех страшных грызунов, их надо истребить, крысы вползают в нашу покорность; они желают съесть наши мозги.
- Крыс невозможно истребить, урановое излучение их победа над людьми. Что бы разбудить шевеление близкой планеты, придётся отправить подвальных крыс в мёртвый холод, они выживут на пустоте омертвелых камней, камни станут пищей будущей крысиной жизни. Тебя я помещу существовать в не разрушенный дом, чтобы могла добывать для Андромеды новое начало жизни.               
Женщина улыбнулась лучу, ударившему ей в лицо.
- Это хорошее начало! – решила она, - моя уплывшая дочь дороже всех далёких высот. Я в волнении от вдруг ожившего восприятия. В новом доме буду проклинать крыс, что окажутся на холодной планете, где возродится моя дочь. Мы будем чистить будущую жизнь от уранового мусора пока, наконец, не проснётся наша всегдашняя мечта.
Ударил сильный гром, а всё небо над Белградом, Суботицей, или может Нови – Садом хочет снова, до ужаса прозрачным стоять.