«Пряспа» 

У Даскал Кирова размер обуви сорок седьмой: ходит, косолапит, бока подмёток утягивает, быстро протирает каждую обувь. Сам он высокий, немного сутулый, разговаривает медленно, курит беспрерывно; пока сигарета во рту - он думает, потом собирает слова перемешанные с дымом, растягивает по буквам, словно сеялкой зёрна в землю зарывает. 

Было время, коммунизм имел позицию в мире, а он преподавал в сельхозтехникуме тихого города Добрич, - был директором училища, учил наследственных земледельцев, правильно агротехнику в работе применять. Тихо шелестели годы.

Когда Тодора Живкова отстранили от управления Болгарией, а мавзолей Георгия Димитрова взорвали, все города падали от умиления. Платно выходили на улицы митингующие безработные.

 - Хватит России нами распоряжаться! Мы Америку хотим любить! – кричали птенцы победившего Даллеса.

Ученики аграрного техникума не имели отношения к коммунизму, они росли детьми второй державной партии - Земледельческого Союза, потому тихо разошлись по сёлам; стали обрабатывать наследственную землю, и совершенно не понимали, зачем надо было взрывать Мавзолей, когда в нём столько твёрдых камней полезного назначения.

Даскал Киров остался без работы, пришлось долго думать. Острил  мысль свою, думал, решил, что нельзя расставаться с сельхозтехникой, намерился поехать в распавшийся Союз, где многие заводы делают машины земледельческого назначения, в которых он разбирался, и лично был знаком с подшефными советскими друзьями Добричского агротехникума.

В воскресный день, Киров прибыл в Кировоградский завод «Красная Звезда», тут же позвонил главному инженеру и сказал, что он приехал за сеялками. Главный отложил рыбалку, директор поездку к тёще, зам директора был вызван со свадьбы. Завод испытывал ужасные денежные затруднения, работники уже полгода зарплаты не имели. В кабинете заводского директора стали отмечать, - радушную встречу с директором подшефного училища.  

Киров говорил растянуто, рассказал, что все гаражи первых этажей больших домов Болгарии, в минимаркеты превратились, - торгуют мелочью новых отношений, он же хочет торговать крупным товаром - кировоградскими сеялками.

- Вот это дело, то шо любишь! Когда начинаем?..

Киров долго втирает пепел сигареты в полную пепельницу, волочит соображения наполненные пустотой валютного содержания, его финансовые мысли наслаиваются рыхло как снежный сугроб.  Белый гребень снега любимое накопление его детской радости, в которую можно зарыться холодной головой. Прежде, средства накапливать, у него не было намерений. Именно поэтому свою фирму он назвал - «Пряспа».  Предполагает начать работать на накопления замыслов и мечты.

Все руководители завода одновременно приуныли, каждый пожалел, что отвлёкся от расслабления в текущих неурядицах.    

Зам директора Александр Тейтель прямо спросил: - Так найдёте всё-таки деньги или нет?                

Хозяин «Пряспы» пытался запалить новую цигарку, зажигалка только искрила, Тейтель поднёс факелок своей запальнички, в нём ещё тлела надежда, что деньги откуда-то появятся.

- Деньги сами найдут себе дорогу, они появятся, когда продадим первые сеялки, - наконец, сказал близкий гость.

Рюмка, которую держал директор завода, выскочила из его рук, выплеснула водку, без свирепости намерения целой покатилась писать круг.  

- Время посева вот-вот наступит, мы значительно южнее, - Киров повертел головой, и показал рукой на северную стену. Большие часы показывали позднее время, механизмы стучали размах наступивших возможностей.   

Сеялки «Красной Звезды», стали засевать поля равнинной причерноморской Добруджи возвращённые наследникам старинного строя, частные нивы дали первый прибыльный урожай. В первом частном банке Киров открыл счёт, и переслал ощутимую истому урожайной страды в Кировоградскую «Красную Звезду»  

Начальники завода сельхозагрегатов, тут же повеселели, отныне они красили сеялки выгодным по цене сине-жёлтым колером, бочки с красной краской выкатили усыхать под солнце из-за ненадобного предпочтения прошлых тонов. Они теперь, часто встречали Кирова на заводе, и сладко слушали, как их сеялки снова роют борозды во всех землях Болгарии.

- Ну а плуги? Плуги нам тоже вези! - требовали от «Пряспы» пахари. И Киров уплыл в близкую Одессу.

Завод плугов ЗОР, омывался глубокими водами единого Чёрного моря. Тут плуги стали делать, когда ещё тракторов не было, волы и кони землю пахали. Прочность лемехов, заодно с победой Октябрьской революций ковали, нерушимость дружбы пролетариев всех стран обеспечивали передовые люди. Завод ЗОР свой флот имел. Загрузили баржу плугами, и капитан-шкипер ближнего плавания Саша Понаморенко, поволок её по морю прямо в Варну. - Ух, жуткое место, - город, где наличествуют бесконечные проходимцы, тут нет даже лучика тихого степного солнца, что обдувает добродушный Добрич.  

Саша стал возить в Варну не только плуги, но всё железо, что ржавело в огромных складах завода. Гвозди, костыли, скобы, болты, - снова ожили назначением.  

Пришлось Кирову, для попутного ветра, капитану корабля Понамаренко, дочернее предприятие фирмы Пряспа, - в Одессе открывать. 

Киров, вырастание средств только посеял, перестал лично ездить в заводы. Сеялки высылали разобранными  для вместимости в  автотранспорт; он следил за их монтажом в выкупленном просторном цеху. Плуги что доставлялись морем, тоже собирали, по количеству надобных лемехов. Заразное дело – притяжение металла.

 Помощники, с которыми Киров начинал прибыль и те, кто позже работали у него, через время уходили, они уже не могли не создать свои предприятия по торговле запасными частями сельхозтехники. Даскал Киров помимо лишней усталости и нездоровой желтизны в воспалённых зрачках, - остался учителем осознания и побуждения людских возможностей. Те, кто соприкасался с его тихими образными рассуждениями, и практическими косолапыми шагами, стали опережать торговые объёмы Кировской «Пряспы».  

Как-то во время случайной встречи на трассе с деловым председателем кооператива, он достал портфель из салона автомобиля и на фирменном бланке, - с лошадью перепрыгивающей снежный сугроб, - записал нужные данные, установленные деловыми предметами взаимоотношении. Разъехались любезно. Оставшийся лежать на крыше автомобиля портфель держался, пока буран скорости не скинул его на обочину дороги.

Через время в цех позвонили. Даскал Киров в это время, любовался привезёнными из Петрограда тракторами «Кировец», заказчик тоже восторгался неуёмными возможностями этой громадной техники, утверждал что «Кировец» не имеет уморы, сам способен весь оставшийся кусок Добруджи, всего в одну короткую осень распахать.    

Кирова снова позвали к телефону, ему как-то не хотелось отходить от блеска «Кировцев»; тут руководческая обязанность повела его по сходам в счётоводческий кабинет на втором этаже цеха.

Звонивший назвался Великовым, и сказал, что нашёл на трассе Добрич – Селистра, кожаную сумку от предприятия «Пряспа». Он когда-то тоже начинал тут работать.

Киров ухватил седины бороды и стал утягивать усталую оплошность, только теперь он понял: что всё время мешало ему освободить состояние неловкости в установившейся привычке. Стал путано рвать слова, которые не мог порядком для случая в ряд расположить.

Подобравший потерю Валентин Великов сказал, что скоро подъедет и вручит в сохранности сумку. 

Киров смотрел в стеклянную стену, внизу цех работал, а его самого вроде бы и нет. Он пошёл в свой кабинет, сказал помощнице Тоне, встречать Валентина который придёт с фирменным портфелем и обязательно варить угощение.     

Великов внёс кожаную сумку под мышкой, зашёл к Кирову как человек никуда не спешащий, держал выражение, не имеющее нужду в признательности поведения, положил сумку на стол,  сказал, что звонил и спешил вернуть сумку, потому что знает, какие она содержит неуёмные переживания, ненужные для текущей  размеренности постоянно занятого руководителя.

Валентин выпил кофе, рассказывал о вещах отвлечённых от найденной сумки, видно, что познал признательность, угадывал разволнованное  рассредоточение хозяина «Пряспы», поблагодарил за встречу и уехал.   

Даскал открыл портфель… - Ха! Он ничего не взял!?

В портфеле были документы, снизу он наполнен сложенными пачками денег…  Даскал с удивлённой рассеянностью продолжал смотреть в портфель и на пустую чашку, что оставил принёсший сумку Великов.

- Я уверен, что придёт время, когда мы все снова соберёмся, и каждый соработник, будет иметь направление своего пожелания. Я же буду только радоваться, что все они мои ученики, - подумал бывший и настоящий учитель .   

Даскал Киров шёл домой пешком, шёл как много лет назад, когда преподавал в техникуме аграрные машины.

Возле мебельного магазина, крепкий пожилой человек с цветочком на фуражке, пытался взвалить на себе огромную вязку сложенного картона. Он собирал со всех мусорных контейнеров  Добрича картонную бумагу, это было его неизменным заработком.

Даскал подошёл сзади, и подсобил сборщику установить на голову шатающуюся связку. 

- Во всём городе один булгарин нашёлся! – сказал придавленный бумагой сборщик, он подкинул ношу для удобства захвата, и узнал Даскала. Смутился.

- Приди ко мне в фирму Набор, я назначу работу, которая тебе подойдёт, - сказал бывшему соученику Даско Киров, - зачем тебе насиловать усталость.   

Набор смотрел с предвзятым подозрением, с безразличием, не узнававшим весёлое детство в повеселевшей когда-то стране. Когда возмужал короткий социализм,-  он работал инженером. Теперь не хотел никому отдавать свои знания, своё приобретённое умение, его труд может принести пользу и прибавочную стоимость частному делателю. Технический ум даже не хотел много говорить, чтобы не расходовать свой голос для наполнения чужого слуха.   

- Иди, иди Даско, - протянул Набор тихо, - я и так Выше всех вас стою. Я никогда не предам коммунизм.

Врачи назначили Кирову «ходьбу пешком», он каждое утро ходил на окраину Добрича, и уставшим возвращался домой, что бы до сна успеть сопоставить заботу о работниках «Пряспы» и скачущую прибыль фирмы. В использованной картонной упаковке, которую по всему городу собирает человек с цветочком на фуражке, он увидел ушедшее однообразие прошлого призвания и бессодержательное упрямство Набора, который ставит бумажный мусор выше его знамени с лошадью перепрыгивающей сугроб. Он позавидовал здоровому виду соученика не пожелавшего признавать установившийся мировой выбор.

Выборы! Выборы, вся страна гудит, - выберем возвращение царя!

 Когда полторы века назад один юноша спросил делающего третий обход подневольной страны, будящего народ на восстание, освободительного бунтаря Васил Левского, он ли станет царём, если настанет свобода, великий революционер ответил:  

- Никаких царей! Только республика! 

Царя Бориса в правители! – кричали со всех трибун воодушевлённые птенцы Далласа и все горожане, возненавидевшие социалистическую республику.

Сельские жители слушали наследников того предателя который выдал Левского, и стеснительно спрашивали: - …А что мы скажем России, которая нас освободила?!

Царя! Царя! – заглушали их сомнения царепоклонники.   

Бывший случайный царь Борис, был выслан Георгием Димитровым в Испанию с целым железнодорожным составом добра. Генеральный секретарь Коминтерна, был уверен, что столь богатый дар, вполне хватит малоспособному мальчику, прожить беззаботную буржуазную жизнь. Мальчик же оказался не столь малоумным, каким показался Димитрову. В Америке, в школе бывших монархов, где его обучали бороться с коммунизмом военными и идейными методами, Бориса вытянули военным званием в младшие лейтенанты.  Монархам других царств, - ставших на время социалистическими республиками, - присваивали полковничьи и генеральские звания. Наследника придуманного Болгарского престола помазали служить клерком какого-то испанского банка. Средств, выданных Димитровым, не хватило четырём детям Бориса, поэтому, когда взорвали Мавзолей, у принцев возникло желание увезти из чуждой Болгарии новые составы добра. Грабить подданных, дарящих наработанное, - не грех! – считали «престолонаследники».  

Оуу, - говорили новые болгарские попустители, бывшие комсомольцы и коммунисты, - к нам приедет человек с европейским образованием, с европейским мышлением, изберём царя и сами станем европейцами. Истлевшая мелкота раздувалась историческим ветром, будто полена подвига горят. Будем иметь заслуженного младшего клерка и младшего лейтенанта, - премьером настоящего европейского образца.

Если он там был мелким служащим и имел метку всего младшего лейтенанта, каким он премьером способен тут быть? - спрашивали селяне.

Царя! Царя ждём, - кричали раболепствующие города.

И ставленник престола приехал. Наследники рабов упали ниц.

- Царььь! Царь!!!

Людей привыкших к игу, честность и воля настораживает больше чем ложь. Рабам всегда нужен царь!

Источник духовности тут, давно иссяк. Ноша довлеющего безрассудства сковала сопротивление. Страну затмило монархическое низкопоклонство.

 Царь-клерк, выдал подданным весь запас ума и словесных знаний, которые он накопил в изгнании. Престарелый младший лейтенант, и младший чиновник банка, промямлил на всю страну: - Свобода на…наличность. Увиди…им, услыши…им. Скажеммм… - сказал он.

Даскал Киров знал, что ничего не скажет!.. Поэтому для расслабления усталых забот, включил смотреть привезённый диск прошлой советской кинокомедии: Толстая женщина с экрана спрашивала вернувшегося на хутор атамана: есть ли у него какая-нибудь программа?  - А как же без программы, - отвечал разбойник, - я за свободную личность!

 - Значит, будет воровать! – сделала заключение хуторянка.

Киров тоже знал, что клерк вернулся воровать, и принялся напрягаться, ждал результата, каким выйдет годовой отчёт его предприятия.   

Бухгалтер дочерней «Пряспы», Нина Ивановна Марецкая сообщала, что никак не сходятся подсчёты. Большая сумма наличной валюты числится как деньги, которыми распорядился Понамаренко, …а их нигде нет!  Просила Кирова  прибыть, что бы вместить налоги в положенный баланс расходов.

… Директор одесской Пряспы, Понамаренко держал ладони собранными в клубок, слегка постукивал ими по пустому столу, смотрел тоже в стук стола.

- Ну хорошо, - говорил Киров,- я был у тебя в квартире, не вижу изменении, одет ты по-прежнему однообразно, машину не поменял, куда ты истратил такие тысячи?

- Я их пропил… - сказал Саша.

 - Как?! Если бы я даже каждый день пил до упада, и тогда только десятая часть вылезла в растраты.

Понамаренко скучно посмотрел вдаль:

- Потому что ты Даскал, …никогда не был моряком.   

Даскал разворошил уныния, долго собирал из слогов тягучие слова, входил в морское положение капитана. Два брата его матери были тоже морскими людьми, имели суровые, удалённые от чернозёма наклонности, поэтому руководитель «Пряспы» дал Нине Ивановне указание списать растрату на слабость привычки.

Сам Киров давно перестал пить спиртное, чахнувшее от болезни настроение, заставляло его иметь привычку ходить каждый день пешком на окраину Добрича, где всегда трепещет флаг его «Пряспы» с прыгающим через сугроб конём.

 А дальше, - одна распаханная степь…

Он был учителем, любил: бурю, снег и сугробы степи.