Глава 26

 Вселенский Суд ( в назидание суда земного)

Огуз подошёл к Учителю и шепнул на ухо: - Нам надо сердиться, нас преследуют, наблюдение держат, хотят предать международному суду за обилие больших слов.

- Почему так тихо, - удивился Учитель, - никто не слышит колебания нашей мысли: из чистого золота безмолвные кольца, изначально серьги приколоты и омертвляют хулу. Мы для того тут ходим.

- А Птенец? - выдаст каждого за рассуждения и за народный молебен. Судебная тирания рыскает по континенту, или вы забыли суды «господних псов».

- То всё в прошлом, пора не помнить! - крикнул голос со стороны.

Настоящее страшнее прошлого приходит, того населения уже не будет, эти явилось и исчезнут, сказанное будет осмеяно, а как нам быть? Пора вместо плинтуса набить железную броню на деревянный пол, высоту карниза установить в пол аршина - оградить углы рубленых теремов от нашествий  грызунов, решётки из арматуры не помогут; крысы просачиваются сквозь малые ячейки стальных стержней. Посмотрите, на кого похожи эти международные судий, даже сравнивать неприлично. Нет того кто однажды важное сказал.

- Ну, тут уж более молниеносного утверждения не сочинили, приходится жить с тем, что давно написано. Нам никто ни помешает навить тонкие ленты из цветного сплава, оттиском отметить законы списанные со столпа небесного покровителя.  Суд, самое главное заоблачное разоблачение земли, нет суда - нет государственной религий и никакой наций тоже нет. Сытое солнце не святит образа, я всегда спрашиваю незнакомого человека кто он по названию.

- Разве имеет значения?

- А как же, именно поэтому так силён упадок. Выдающиеся люди пропали! Пришли упрощённые, сбившиеся с пути слабые образы.

 Ослепительный приток принудительного чужого труда в «просвещённый континент» расслабил мировоззрение унылого европейского населения. Караваны груженых кораблей плыли столетиями и расширяли удовольствие законов над печалью ограбленного населения. Довольным людям захотелось расписывать законы обязывающие принуждённых покорно копить на своих телах удары палок и пробоины из горячего свинца, - в тех странах жили люди укрощенные, чересчур культурные, народное проявление имело простоту и растерянное состояние, не все умели сопротивляться изобретённым выходкам. Суды угнетателей тщательно изучили взаимоотношения и убедились, что невозможно придумать более гладкой смеси, чем варево из дурмана вылитое на чужую спину для которой сто палок и сто волчьих ядер всегда мало. Суды, решающие споры народов ещё не возникли, даже суд внутренней розни имел приблизительное значение, требовал много даров для вершителей изображающих постоянное смирение перед лукаво придуманными утверждениями. Если малый суд утерял равновесие, надо изобрести нечто международное, более огромное, чем земля.

- Учитель, допустим нас словят и будут судить за неправильно приколотые булавки, невозможно будет оправдаться, выходит этот международный суд придуман для того чтобы ликвидировать наши мысли, - видно что Огуз необыкновенно взволнован, озабочен строением черепа, и очень настаивает на некое решение. - Или мы должны будем вечно прибывать в рытвинах надписанных статьей, или нам придётся создать свой Вселенский суд, чтобы могли мгновенно засудить международных иезуитов. Я предлагаю остановиться в какой-нибудь незначительный терем из бревенчатого сруба, расширить его до безумия и назначить Сущего, или Самоума председателем нового боле значительного и очень важного Надконтинентального суда. Тут же принять дело к рассмотрению нарушений правовых актов бывшим международным судопроизводством. Я думаю, что  Сущий очень хорошо справятся с важным поручением. Зал суда вместо дерева, будет сделан из хрусталя, если кто захочет протолкнуть неблагочестие, ему не удастся – безупречный кристалл мгновенно заморозит просителя. Судебный дворец надо с блеском поместить в Азию, я Европе больше не доверяю. Этот континент присвоил себе все достижения чужих шагов, разрушил все устремления народов иметь чистое нужное чувство или выглаженное настроение; и вообще, никакой это ни континент, а так, прильнувший нарост, довесок на материке просвещённой Азии, я предлагаю его упразднить, как не омываемую океанами постороннюю площадь. - Огуз заключил огненное волнения глаз, ужал перевоплощение своих рассуждений подошвой совокупного закона, когда-то закрутивший Землю для лучшего обозрения мира. 

- Нужно иметь и другие дополнения, - настоял Алтын, - пусть свои решения Вселенский суд отбивает в бриллиантовые диски, никто тогда не сможет их подделать, все решения будут отправляться в смартфоны и множество миров, надо чтобы остальные цивилизации убедились в нашей справедливости. Всё равно придём к тому, что вся вселенная будет помещаться у нас в кармане, и любой суд будет не в состоянии исказить наш взгляд - никогда карманным не станет. Я думаю в этом вопросе надо дать предпочтение праведно шествующей по земле, временно задвинутой речи, а навязанные земному состоянию лживые звучания - ликвидировать, они не в состоянии стать вселенскими истинами. Не стану говорить, какая азбука нам сгодится, и так ясно. Ещё Птенец подслушивает, и западающие над ним зависли - подымут волны возмущения в капле вчерашней росы.

- Этот сделанный европейский суд какая-то подражательная защита в мировом поле, он совершенно порченый. Сперва равнодушно смотрел серое небо с низкими облаками, на серое поле смотрел, на усталых жнецов, лесорубов, плотников и кузнецов, на колосистые и хвойные нивы которые перерыли бомбами, и 1418 дней подряд хоронили людей под камнями. Усилием косарей, жнецов, скорняков и вальщиков извлекли судебник и осудили тех, кто особенно злобно метал бомбы. Континент осмотрелся и переменился, в отместку за поражение во второй  войне, принялся 78 дня разрушать в пойме Дуная, земли утренней религий. Под осколками железа и лучей радиаций те люди сжали в руках горсти земли, в бессилии все одиннадцать недель ждали помощи и не получили. Потом их стали худомысленным судом казнить за излишество гордости. 

- И правильно, нечего, Юги борзо себя вели при коммунизме, осмеивали Союз, себя в западники записывали. Чего это мы должны за них заступаться?! – Пропадит почесал грудь, - Водкой заглушим несогласие, пьяницей ходил наш царь - и мы пьянствовать будем.

 - Я боюсь Учитель, - было видно, что Задумчивый действительно испуган, он весь трясся. – Вдруг продолжатся бедствия, нас заманят в какой-нибудь котёл, начнут бомбить, они без дела долго сидеть не смогут, и тут же случайно выживших станут засуживать на пожизненную каторгу. Без Вселенского суда мы не в состоянии будем дать отпор, не сможем покарать континентальную тиранию. Я согласен с Огузом! Надо утвердить Вселенский суд без европейцев, североамериканцев, и этих австралийцев, - мешать примутся, когда судить их будем. Себя телами надутыми представят, а тела их ни имеют души – судить не могут, знаем, с кем надо сравнивать. Пусть три четверти населения земли, что за природное равенство всех людей, вольно дышат; наш суд надёжно оградит всех от бомбометателей. Через семьдесят восемь лет, планета окончательно избавится от повреждённого ума, а то вообразили себя властелинами уходящих веков. Обезличатся из-за оглупевшей надменности. Азия, Африка и Южные земли второго полушария будут нести свой праведный Вселенский Суд, международный из-за ненадобности, сам по себе пропадёт, - совершенно невозможно дышать смрадом Европы в светлых исторических залах.

- Я был кирпичом в стене этого континента, по этому поводу одну притчу подлежащую выскажу, - Булгак начал говорить сокращённо, знал, что его не заинтересованно будут слушать:

«В обширных  холмистых степях, лесостепях, прериях, пампасах или ещё где-нибудь в пустыне, жили первоначальные племена, они ходили по земле как один из живых видов, втиснутые природой прямо из лучей солнца для разнообразия среды. Они не имели никакой собственности кроме племенного суда, который осуществлял вождь, - он держал в себе мысль каждого, боялся проявить недостаток простоты, - иначе не был бы вождём, - это каждый знает. Солнце росло, созревало, падало, и люди были довольны, иначе им было бы холодно и скучно. Но это самое солнце стало раздором племён, каждое племя хотело  себе больше тепла присвоить. Река разделяла охотников, - что жили в начале дня, - от промысловиков, которые обитали у завершений дневного света и были сторонниками разукрашенной и скрытой жизни, потому были людьми скучными. У помещённых на той земле людей постоянно возникали споры из-за лучей солнца. Племена промысловиков назывались вечерними, они днём спали, а ночью ходили на промысел, вроде бы солнца им и не надо. Другие были ловчими, дневными людьми, они знали, что охота требует усердия и бесстрашие, потому постоянно пытались выуживать у природы её простоту. Вечерние говорили утренним:

- Солнце ласково вам светит, а нам сердито; много дождя вам даёт, а у нас его мало; наша трава не такая буйная. Всего-то, не хотим иметь грусти от солнца!

- Мы переместим свет солнца, оно и вам будет слать радостные лучи.

- Как вы это сделаете, всё равно ветер рассвета поначалу гладит ваши спины, и только потом к нам приходит, мы же хотим купать наши горькие мысли в ранней заре, а такое невозможно; из-за этого мы постоянно будем злы и враждебны к вам.   

Вожди утренних собрались в круг, молча, ощутили тепло земли и неба, не скрывали своё удивление, ответили вечерним: - Нам такое восприятие неведомо, солнце нам не подчиняется, оно не зависит от нашего желания давать вам дармовые дары.

На этом спор затих, ветер завернул людей в их нутро, они имели заботу ежедневного пропитания, ушли в себя для поддержания непоколебимого состояния того времени.

 Вечерним, к тому же ещё казалось, что у них мало дичи, они давно перебили своих животных, души черствели из-за преимущества их вида, душевное настроение портилось, солнце скудно грело. Промысловики переплывали на лодках реку и промышляли в земли утренних. Рыбаки, которые жили вдоль реки, опасались, что от такого соперничества пострадает их улов, молча, ходили с глазами, отражающими голубизну реки и чешую рыбы  сверкающую в реке. Утренние были свои, но быть утренними не модно, всё на виду; у вечерних скрыто много соблазнов, можно купаться во тьме развлечений, их промысел омывается потехами; часть рыбаков досадовали, что не родились вечерними, страстно хотели вообразить себя плавающими в облаках ночи. 

Охотники воспротивились такому устремлению чужих стрел и копии, стали не пускать вечерних в утренние земли. Тогда промысловики пошли войной. Понятно, что утренние перебили завоевателей, остатки племён ещё больше обозлились на ласковые лучи солнца. Рыбаки за мзду подсказывали вечерним, где лучше вредить в темноту ночи.

 Утренние племена жили широко и беззаботно. После обычной охоты, сыто съедали запеченного на столетних углях быка, и всю ночь спали без лишних волнений.

При одной неудачной охоте почуяли явную измену рыбаков, и стали каждый раз при невезении их наказывать, - мочили в реке за то, что те торговали не своей удачей.

- Это нарушение права человека! - завопили вечерние, - мы требуем назначить вождём главного рыболова, пусть он распоряжается степями и лесами дальше этой реки и до самого океана, чтобы мы могли контролировать весь ваш мир.

Малая часть рыбаков согласились с промысловиками, и стали славить главного рыболова, кричали, что утренние племена хотят дышать вечерним ветром.

Беспрерывная нужда, надежда на подачку, разочарования, - делают человека податливым и кротким, склонным к простодушию, вырабатывают зависимое терпеливое уныние, - в мирное время такой характер легко поддаётся покорению, в период войны обретает измену и предательство. Состояние вождей охотников зависело от мягкой сердечности, они растерялись, когда узнали, что сердца вечерних сделаны из камня и хотят вмешиваться во внутренние дела их стран - околдовывать всех заговорами.

 Вечерние втайне побаивались копии и стрел выкованные из неведомого металла легко режущий любой сплав меди. Чувствуя слабость, они утроили свою злость, настояли собрать совет всех вождей для улаживания споров между племенами. Потребовали для своей выгоды объявить: «межплеменной суд».

 На своей территории тут же утвердили «вечерний суд» для решения  тёмных споров, которые обязаны защищать исключительно вечерних, и всё запутали - назвали такой суд: «международным».

 Надо же. Вскоре, обескровленный, выпотрошённый охотниками зубр, подвешенный у реки на выдержку и остывание туши до конца дня, увезли лодками промысловики, они благостно заявили, что это забитое мясо, когда было ещё живым, переплыло реку, и они вернули у себя выращенное. Вожди охотников, согласно межплеменному договору подали жалобу в международный суд. Там долго обсуждали случай, и через год приняли оправдательное судебное решение: «Бизон, оставленный на порчу всего дня, во избежание бережливого недоразумения от внезапно упавшей живой тяжести и экологической катастрофы, до начало ночи обязан был: быть убранным бесследно».

Затем одно утреннее ловчее племя, что жило на излучине реки, решило оспорить в европейском суде затраты на необходимое воспроизводство собственных людей, племя не досчитывает нужное количество охотников поскольку вечерние постоянно воруют их женщин, сдирают с них кожу души и существование чувств, делает их заложницами промысла. Ещё у тех ловчих не было ощущений родства, - это мешало им простить обиды друг – другу, они постоянно проигрывали в суде, - таких людей легко покарать. Решением международного суда племя было истреблено, как мешающее бронзовым копьям утверждать утреннюю чистку в повсеместном всесожжении. Суд нашёл неопровержимые доказательства вины Бога за то, что он не придумал аборты раньше, чем родилось племя на излучине. Ещё желали, чтобы охотники ограничено пользовались теплом солнца, для этого заморозили излучину и бескрайние долины до периода, когда те придумают новую оттепель. 

 Богу надоели выходки вечерних, которые воровали лучи его солнца и он принял решение приговорить европейцев к исчезновению из сознания людей. Ниспослал веление упразднить порченный международный суд. Отныне его велением, Вселенский суд стал первым и превыше всякой ереси, - это ли не приход ясного знамения!».

- Булгак твоя притча как всегда упрощённая, у твоих Утренних стальные мечи, они, что не могут без Бога урезонить преступления, геноциды, и все капризы европейцев?

- Могут, но Солнце не надарило их умением делать святое благо на крови. Вещи сделанные промыслом будут нужны не всегда, а ниспосланное состояние души вечно. 

- И что тогда делать?                                                                                      

- Внимать решениям Вселенского Суда! Утвердить в городе пропавшего героического названия, такой суд большинством населения земли, и судить похитителей солнца как их судят своим наличием люди бывших колониальных владений. 

- А где Утренние?..

Утренние стоят высоко, они войны, которые не поддались страху, верят: суд огня в котором их хотят сжечь, не причинит им зла до тех пор, пока сами не начнут сомневаться в своей решительности: для этого у них есть Вселенский Суд!

- А где спрятаны мечи?..

- Никто не знает, их нет.