Глава 31. «Златрус» уходит от погони.

Пока Учитель, уравновешенной беседой, прощался со старейшиной скрытого селения - завершал восприятие омертвелой эпохи, ученики пошли тихо бродить по туннелям времени. В зале просторной степи, где они четыре тысячелетия назад уклонялись от свиста сарматских стрел и жужжания скифских копий, слышны были взрывы бомб, автоматная и орудийная стрельба, гремело напрягающееся рычание повсюду ожившего металла.

- Видно Отечественная война идёт, мы уже здесь были, - сказал Полова, - надо подождать Учителя, сами не определим, полезны ли мы этому залу, а то по неосторожности загрузим без нужды все волнения, у меня кость левой ноги, ударенная древней стрелой, устало ходит, может, пока присядем.

Одна часть учеников подыскивала удобные сколы камней, чтобы усадить возникшую усталость, другим любопытно стало прошедшую войну ещё раз увидеть, опасливо вошли в бушующий зал войны.

Шли горячие бои одинаковой выправки выверенных солдат;  смешивались различные, падающие на головы командные направления упорядоченных уставов. Длинно начерченные чёрные угольные полосы на лицах, тяжёлые песчаниковые выдохи лёгких, и просматриваемые различия прошлых устремлений - являлись самыми важными отличиями незнакомого гражданского столкновения. Война она везде война, без наличия смерти - никакого результата.

- Надо узнать, где командный пункт, и пробраться к экрану управления боем, иначе не разберём какие тут бури шумят, идёмте быстрее, - предложил Кипчак, сам первым пошёл искать командный пункт, невольно встрепенулся от близкого взрыва, волна свалила его на землю, золотая серьга отцепилась и упала в горелую траву. Он стал рыться в заросшей земле, искать серьгу, отстал, а товарищи, по указателям обоснованного чутья, ушли в направлении командного грота.

… Откуда-то вынырнула группа крепко обученных надобностью молвы солдат, неожиданно, натренированным восприятием, они навалились на ползающего по земле Кипчака, скрутили руки, защёлкнули наручники, погрузили в тяжёлую военную бронемашину и увезли в неизвестном направлений. Говорили спецназовцы на неизвестном Кипчаку языке, когда его доставили в лагерь военнопленных, к нему стали обращаться с жёсткой казённой грубостью, но на доступном наречий. Для того чтобы навсегда остудить враждебный пыл, его закрыли в сырую холодную камеру на предупредительный санитарный карантин. Через две недели, исхудавшего пленного, завели в комнату с зарешеченными окнами. За пустым столом сидел человек в новой военной форме переделанного образца.

- Военный следователь степной зоны, - представился офицер рассеяно, держал шею с положенным навыком, будто пастух смотрит на околелую овцу, думает, не время ли оселком остроту ножа подправить. С подобающе установленным равнодушием, достал из под стола ноутбук, и тут же стал зачитывать утвердительные строки, задавать подготовленные вопросы:

- Вы проникли на нашу территорию с разведывательной целью. Вас захватили в момент попытки обнаружить заложенный «чип победного руководства». По закону военного времени такие действия предусматривают расстрел, даже предварительная пытка не положена, но я думаю, до устранения исполнителя дело не дойдёт. Вы должны подробно рассказать, кто поручил похитить «чип победного руководства» и сколько лет было отведено на эту операцию? Учтите, мои вопросы требуют однозначно чёткого ответа, иначе программа дознания даст сбой, и тогда вас невозможно будет спасти от газовой камеры.

- Не знаю ни о каком «чипе», просто у меня случайно отстегнулась золотая серьга невидимого присутствия, я её стал искать в жухлой траве…

- Именно вот это «невидимое присутствие» нас больше всего интересует, на войне случайностей не бывает, вас задержали ровно в том месте, где заложено «победное руководство», – следователь достал кофейного цвета лист бумаги, что-то на нём написал и предложил военнопленному подписать согласие на разоблачение замысла.

Кипчак поднял закованные в крупных железных серьгах костлявые руки, показал принуждённое оцепенение, густым взмахом прямой длинной причёски на голове, выразил вполне созревшее недоразумение, сопоставимое с новым веком.

Вошёл короткий военный тюремщик, держал связку ключей, отстегнул оковы, и лениво ушёл.

- Я специально заказал бумагу грязного цвета, потому что секретарша, которая узаконивает подписи, беспрерывно пьёт кофе, оставляет кофейные следы на листах, чтобы противник не мог уловить главный секрет падающий от кофейных колец, я прячу коричневую серость в необходимые надписи. Подпишитесь, что вы предупреждены о разрешённых опытом военного времени, преимущественных пытках.

- Я вообще-то, человек современного толка, вовсе не военный, - Кипчак не имел опыт путаного рассеивания сомнений, потому говорил прямолинейно, - мы ходим по тысячелетиям, Учитель готовит нас перенимать груз усталого государственного бремени, после конечного умозаключения всего человечества мы разрушим неравенство, утвердим неограниченное существование всякой истины.

Следователь шустрыми пальчиками поиграл по клавишам, как бы оправдываясь, сказал: - Никак не можем получить «пластины прямого соображения», приходится самому думать, надпечатывать мысли вручную. И так, вы признались, что намеревались невоенным способом разрушить неуравновешенные умозаключения человечества, всех государств сразу, и особенно нашего, образованного современностью исторического режима. Это весомое военное вторжение международной цели в предстоящее мироустройство, мы приобщим эти заключения к главному годовому докладу армейского штаба. Вы должны понять, что наша служба подконтрольна уклонам орбиты, мы не можем скрыть преступные намерения даже обыкновенной ящерицы. Каждая живая враждебная единица, ещё не списанная в утиль, имеет тепловое значение. Наша армия в отличие от вас намерена военным путём добиваться всестороннего признания общих усилий по искоренению многомиллионного степного мышления. Стоит задача: обеспечить успех мгновенного результата. Военное превосходство, самое явное действие передового экономического достижения. Ваша враждебность тут вполне очевидна, если не объявите сообщников, придётся в дальнейшем применять положенные пристрастия, а на сегодня достаточно, - заключил военный следователь, - три полных страницы допроса вполне соответствующая норма дня. И вот ещё что, за текущий год я должен изобрести кандидатскую диссертацию по юриспруденции, рассматриваю преимущества различных форм казни, подумайте какая кара подошла бы вам больше: расстрел из пулемёта или укол яда; отсечение головы я исключаю - пугачовчина нам не грозит. Все в основном просят сожжение на костре и распятие, мне кажется подвешивание за ребро не менее почётное осмысление предстоящей смерти. Подумайте над посылом необходимого выбора, который вам предстоит испытать на столпе судьбы.  

Следователь убрал всё со стола. Заодно с креслом, словно ящерица, уполз под пол. Кипчаку надели наручники и увели в камеру предварительных пыток. Он понял, что находится в плену безжалостной случайности. Здравым осмыслением, стал рассуждать над подходящим видом казни.     

… Ученики совместно вознегодовали на театр войны, в который попали, это вовсе не то, что они хотели видеть: шла гражданская неразбериха на высоком заоблачном уровне. Одна высота, беспилотных «воронов» управляемая из командного грота, подозревает всю наземную военную силу противника. Другой более высокий уровень летательных аппаратов «коршун», за несколько суток в состоянии ликвидировать в небе всё наличное «вороньё». Хотя, самыми действенными в этой войне, являются «соколы», они лучами лазерных глаз за считанные мгновения уничтожают всю неопознанную живую силу и технику противника, все военные действия строго ими упорядочены и рассчитаны по времени ровно на триста секунд. Ученики поняли, что доведённая до безумного совершенства экономика, сможет до конца цветущего века уничтожить назначение пахотной земли, бегающие по цвету травы животные стада, включая и людей, - относящихся к наличию стадного образования. Дремлет предсказанная неразбериха. Усовершенствованный людьми образ возникшего жизненного определения и оглупление человечества по расовому признаку, не в состоянии побороть назначение времени. Кончина экономики, последнее необходимое преобразование предстоящего восстановления намеченного мировосприятия.    

Ученики почувствовали несоответствие ограниченной войны, и гражданское понимания жизни всем численным населением земли. Они вышли из зала перекрёстной стрельбы, с вопросами пошли навстречу Учителю.  

- Куда подевался Кипчак? – спросил Пропадит, по голосу чувствовалось, что он предполагает что-то не явное о чём догадывается, и предпочитает заранее не говорить.

- Кипчака в военной степи пленили, - сообщил Птенец, - его содержат в камере пыток, и планируют расстрелять. Если за предстоящую ночь не удастся его вытащить из зала войны, а я уверен, что не удастся, то кочующее человеческое наличие может навсегда лишится бывшего подобия.

Ученики одновременно заволновались, их мозг вмещал заложенное каменной эпохой племенное заступничество, они стали требовать от Учителя действенных мер; некоторые предложили обратиться за военно-стратегической помощью к «сыновьям убитых отцов».

- В данной беде нас выручит только мобильная спецоперация, - сединой волос и морщинами лба, Учитель изложил, что необходимо предпринять: - На машине неизвестной скрытной марки «Златрус», необходимо проникнуть в «зал войны», захватить в плен уснувшего часового, вколоть ему препарат сонного равнодушия, и незаметными действиями совершить подмену. В час запланированного привода Кипчака на допрос, сможем его освободить и незаметно вывезти, - заключил Учитель.  

- Вам не удастся его выкрасть! – возразил нервно Птенец, но никто не придал значения форме его выкрика.

- По намеченному плану нужны два добровольца. За рулём я сам сяду, - предупредил Учитель.  

- Мы не имеем права вами рисковать!..

- Никакого тут риска нет, микроавтобус надёжен как любимая песня танкистов!  

…Ровно в девять часов утра к зданию военно-следственного училища подъехала спецмашина «Медес» с затемнёнными грузовыми окошками. Двое тюремщиков нажали подъёмную кнопку задней двери, и собрались выводить арестанта. В мгновение, туманное облачко обдало лица тюремщиков запахом кровавого забытья, они не заметили, как упустили дерзкую подмену намерений, но равновесие удержали, стали беспорядочно, не по уставу, пихать переодетого, закованного в наручники часового. Ввели ошарашенного беднягу в следственное здание.

 Пустельга и Первоход улыбались удаче, грубо закинутый в грузовой салон с невысохшей заводской краской Кипчак, не сразу сообразил, что произошло. Меж тем «Златрус», нёсся без обычного рычания совершенного мотора. Пустельга принялся рассоединять закованные руки пленника.  

Сидящий в вынырнувшем кресле следователь, соединил излучение глаз, навёл зрение на дремлющего часового, уловил подмену случая, понял, что его диссертация пущена по ложному направлению, и тут же поднял условленную в таких случаях тревогу.

Взвыли двигатели мирового авто-достижения, за «Златрусом» погнались, три предназначенные для погони, проверенные мировые внедорожники: «Таута», «Медес», и «Волова». Им было приказано не более чем за считанные минуты, перехватить неизвестный «Златрус», распилить на части и доставить в признанные корпорации для изучения неустановленной автомобильной дерзости.

«Златрус» нёсся с нежной мягкостью по степным дорогам новой гражданской войны. На встроенное предостерегающее табло машины, Учитель увидел сигналы срочного извещения: преследуют три авто-стрелы известных гоночных марок. Центр успешного контроля рекомендовал «Златрусу» выйти в бездорожное подлесье. Экран кабины показывал три царапающих кривых следа преследователей, теснящие уход спасительной точки.

Пустельга повесил вскрытые наручники на выдвинутую лебёдку машины, с чувством излишней юношеской пренебрежительности решил подразнить опасную погоню. Спасательный экипаж нёсся с гладкой упреждающей уверенностью, машина проехала вброд небольшую реку и, стекая водой, пропала в узкую, заросшую дорогу лиственного леса.

 Преследующие внедорожники скребли днищами замшелые пни, временами застревали в бревенчатые буреломы, освобождали колёса мотопилами, с негодующим рёвом, пытались нащупать след утерянной машины и снова попадали в непроходимые дорожные завалы.

Учитель читал успокоительные стихи и пел песню бесшумному мотору, летучая плавность колёс играла музыку спасательной дороге. Загоревшийся красный треугольник показывал, что запутанные, длинные обводные дороги войны, спалили всё предназначенное для операции горючее топливо.

- Нам надо дозаправиться, иначе застынем как нищий у паперти, - Учитель на ходу сбил из саманного кирпича стену заброшенного придорожного дома, вогнал машину в пустую  сельскую гридницу. Сухими комьями спасатели тут же заложили пробитую стену. Пустельга и Первоход, с подобранной в чулане ржавой жестяной канистрой, оставленной ещё прошлою войной, вынесли обнаруженную заботу на просёлочную дорогу, шли без сомнения, как отставшие от молебного хода прихожане. Вскоре показался преследующий их «Медес». Искрами обновленной пистолет-стрелы, невидимые поисковики горючего и действенного напряжения, заглушили мотор преследующего внедорожника, на время, оцепенением тел, отстранили жандармов от понимания цели. Вскрыли запасной бак и выточили, весь сопоставимый надобностью остаток топлива, унесли наполненную канистру, для горячего оживления своей скорости в предстоящем пути.  

- Одна из ущербных машин высушена под чистую, - радостно доложили Учителю добытчики, - можем разбирать обиду сырцовой стены.

- Не стоит терять время! - Учитель высчитал возможные условия в долях сантиметра, с необходимой срочностью определил, что машина в предстоящем желании справится без излишеств усилий.

Ожили приборы, заложенная стена разлетелась и «Златрус», на глазах, оцепенелых, застывших в закупоренной машине жандармов, выполз из невидимой крыши ложного призрака. Машина пропадала из глаз обессиленных погонщиков, удалялась в сторону границы состоявшейся условной цели.

Остальные две предназначенные для преследования машины ушли вперёд: запутанно выслеживали необходимый перехват; на указательных приборах чертили лихорадочные линий трясущегося поиска. Не сбавляя скорость, Учитель усиленно определял геометрическое направление выхода из узла стянутого преследования, решил прямым лучом двигаться наперерез противнику. До выезда из военной степи ещё далеко, одна надежда, воспользоваться упреждённым преимуществом транспорта, - перескочить заслон с риском для жандармов, лишить их состязательного доступа в открывшееся бездорожье. Машина спасателей неслась, перескакивая окопы, ныряла в земляные воронки; широкие реки удавалось брать с затруднениями, приходилось ползти по дну пропавшего определения, Учитель презирал руководящие противопоказания в условиях выталкивающей силы воды, на скорости отчаянной нужды, уверенно всматривался в тусклые непроницаемые усилия конечного выхода. Наконец, «Златрус» выехал на прямую, открытую полосу дороги. Над спасателями закружили беспилотники «вороны», едва удавалось уходить от направленных взрывов. Учитель включил «агрегат обманного наличия», запутывал воздушных неприятелей. Секретным кодом потребовал от «соколов» штаба, разделаться с оскорбителями намеченного выхода. Раздался близкий вражеский взрыв, машина на волне исполненного негодования поиграла юлой в воздухе; оторвавшись от земли, многократно перевернулась, и положено стала на колёса, снова неслась, не замечая постоянную озабоченность людей. Один из значимых преследователей-внедорожников намеренно нагло преградил путь похитителям свободы, пошёл наперерез ходу сочетания, встал поперёк полосы узкого проезда. У водителя «Златруса» не оставалось времени на раздумывание, он пошёл на таран. Снёс «Тауту» преградившую дорогу, с успешной дикой скоростью стал удаляться от лежащей вверх колёсами, опрокинутой жандармской машины.

Закружили ожидаемые «соколы» неба, привычно быстро перебили назойливость враждебных «воронов». Оставалось уйти от пропавшей в приборах «Волоты». Дышавший с преднамеренным усилием Учитель, окончательно пришёл в себя, очнулся после тарана, стал лучше видеть плоскую как столешница приморскую равнину, отвлечённым состоянием чувствовал, что скорый выезд из театра войны приводит его контуженые чувства в усталую притоманную радость. «Златрус», подобно живущим в грязи медведкам, самоочищал преодолимое состояние, блестел в свете дня; дорога излучала указанное конечное направление. На мониторе вспыхнула последняя ползущая точка, горела «Волота» сбитая неуязвимыми «соколами». Спасательный микроавтобус нёсся непобеждённым, легко плавал по плоскому простору широкой степи, летел с весельем орла несущего в гнездо оперенным орлятам ожидаемую добычу. Установилась непривычная тишина. Приборы безопасности обнаруживали пропажу всякой погони, плавно переставали тревожить успокоившееся сердце Учителя.  

… Заждавшиеся ученики обнимали Кипчака, удивлялись, что Пустельга и Первоход вовсе не измотаны погонею; у Учителя как-то потемнела седина и разгладилась суровость шрамов. Оставленный на границе войны и мира «Златрус» победно моргал фарами из дымной темноты. На капоте блестела серьга утерянная Кипчаком. Он поспешил её снять, испугался, что спасавшая его машина вдруг может в невидимую мишень превратиться. Знал, что произвол, лишённый выбора, может временно опечалить каждого. Если вдруг человеку, невозможно избежать принуждения плачевной участи, если он скован временем текущей неразберихи. Всегда нужно противиться изнутри. Не следует позволять текущему своеволию утверждать над собой насилие, нужно сопротивляться умело, быть предусмотрительным, не попустительствовать злобным намерениям. Враждебные люди, обычно, неосмысленны в праведном; остерегаются тех, кто способен им противостоять решительной местью. Самому же, не стоит входить в омут злобы. Следует быть упреждающим.

 В степи блеснул свет, ударил гром, и Кипчак ощутил ожидаемое, необыкновенно усталое великолепие. Друзья подошли, чтобы восхититься вновь обретённой серьгой. …А он уже спал.