Глава 38.   Старое православие.

- Учитель, тут какой-то мужик митингует, орёт, шапку снимает и надевает, ходит в возвышении, словно сорока лапами перебирает по пологому коньку черепичной крыши. Может, послушаем для приличия уныния, а то давно на собраниях небыли, народ  всё буйствует сказаниями в себе, грехи вспоминает, одно брюзжание слышим. А сами ведь виноваты.     

- Что ещё за митинги такие? – возмутился Пропадит, глядит жестяными глазами на Учителя, очарованного этим ворчащим митингующим  товарища Череса ресницами разоблачает, - митинги нам не подходят, от митингов провокаций возникают, революции и перевороты рождаются. Нам перемирие подходит, а то социализм пал из исторической науки, капитал подняли, упразднили замешкавшихся крестьян, пролетариев, и вялую интеллигенцию, - все трудовые сословия без начисления собственности лишились, недовольных ликвидировать намерились, перемешивают население народы и классы; похоже, буржуазный строй сильно взволнован из-за лишнего накопления капитала, кипеть принялся, извергает микробы, что жизни угрожают. Надо затереть этот ожиревший приют, или иначе из-за ненадобности, спустят нас в глубоки увечий наши. Не разберусь вот только в управлении. Думаю, что пора начинать, а с чего сдвинуться, не знаю.  

- Если не знаешь Пропадит, зачем себя ставишь, ты как-то вечно бездельем тешишься; раз правители, волнения прежней религий  отгоняют, мы подчиняться должны, иначе нас преждевременно утилизируют. Или не видишь, что отстали хозяйством, нами все потакают, шелестят розгами наши ухи, а мы крестимся, это не милосердие и благообразие - религиозно-трудовая слабость нутра бедствует! Полуевропа за нас переживает, – Черес взмахом руки отвёл жгучую розгу от уха, и одновременно нижнюю губу опустил, щупал брюхом мрачное небо, решил, что он кирпич угловой, сам в силе организовывать митинги, тут же речь мятежную произносит, говорит: – Кто рьяно веруют, пусть молятся на коленях, повторяют псалмы из нового завета, или наконец, хотя бы Председателя Мао и маршала Ким Ир Сена иногда цитируют.

- Давай всё же послушаем докладчика, то спросят, для чего толкались на соборе, а мы всего только завершение первичному православию напоём.

- Вот ещё, серпантина визжащая, ты как скажешь Пропадит что ни попади пересыщенное, хоть в Палестину весь отправляйся, где это твоё старое православие виднеется, и почему мы должны из старины забытой извлекать жилы пней, они тебе что: золото из гробницы хана Кубрата, или православный пояс, перегородивший западающее лицемерие от первой кремневой искры. Мы сами по себе, нам подчиняться не надлежит, издалека идём. Они там небыли.    

- Этот хилый памятью докладчик нахватался громких звучанием слов, значение их не знает, употребляет без разбору по случаю своего бесчестия, не ведает, что положено содержать; едва ли скажет сокровенное. А мы многое желаем. Два тысячелетия для нас мало! То, что до сих пор не изведала наука, мы издревле нацарапали на своде самой первой пещеры, пять эпох волочили от начала всеобщего созревания мировых перевооружении, Творец одним нам поведал Сотворение Вселенной. И это тоже всего ничего! – Пустельга, раздумьем глубоких морщин лба, будто плыл по тусклым звёздам и минувшим эпохам. - Что теперь то, идти искать ту невидаль?  Или это запрет на вхождение в новый период. История давно написана, её не переманишь. Все будут спрошены небом.   

- Действительно, с высоты вымысла не приемлем стенания, ногтями изодраны псалмы на берестах давнины, и всё наше; истину надо учить не по книгам, по сказаниям, и издалека по зову чувств познавать положено. Человек силён, насколько сильна его религия. Если ты богу раб, а не сподвижник, каждый пожелает хозяином себя назначить над отсталым населением. Религия не омут, она твой луч, бодрость движет, устремления содержит, радостные волнения чувствам извлекает. Запрета не будет. Переворот мысли предстоит!          

-   Однако, этот митингующий здорово всех приподнял, - удивился Черес, - как-то говорит вещи не подходящие, задвигает истину в сторону несведомости нашей, трясётся словно под ним скакун пенится, запрещает нам славное помнить. Понуждает выискивать всё соразмерные произношения, а мы давно устали от однообразной пустоты. Создадим трепетный уравновешенный  миропорядок. Ослушавшиеся сами по себе пропадут.

- Черес, пора знать, что всё властным кланом сплетено, установлено как предварительно напряжённая арматура, не перешибёшь из нищеты униженного состояния, они всю общенародную собственность покрыли, прячут прежнее учение, крепко сторожат огороженные клады. На гробницах развлечения устраивают, без разбору пошлости нам преподносят, а мы смотрим, как истощаются наши недра.

- Хорошо вызревал строй социализма - но его развратили жёны партработников, - изрёк Шкандыба, и все повернулись увидеть, кого там дела чужие волнуют.  

- И то верно, на родине есть много славных занятий, что на чужбине бесполезны, и нет их в пёстрых журналах последней моды. Или не слышали: как мать наша, и отец, или брат, ещё сестра не тихо, по многу раз говорили сокровения которые ты однажды уловил от чужака; и пошёл восхищаться умом инородца, досадовать что мы бедны прозрением; принимаемся уничижением  наслаждаться, заигрываем с чужеродным, своих принижать спешим, хотим громче нездешнее отметить. Создаётся неважное становление - выгодно Родину презирать.

- Вот-вот, и я передумал, - сказал Карлига, - причём передумал, не напрягаясь; то, что происходит на закате Солнца это какой-то скрип ускользающих рельсов, молния магнита и металла. Некий дирижёр из-за скуки палочками ударяет нелепицы, убеждается, что ноты скачут как блохи, готовы пить переделанный нрав, и обыкновенные глупости становятся позывом века, все начинают варенному в олифе дереву подчиняться, пустые высказывания без разбору додумывают. Лихва на подиуме стоит.

-  Долго жили западающие с заклинанием ереси, террором обличали дымную бездну, веками враждой упивались. Теперь вот своё же обновляют. Этим людям свойственно впадать в изнурение, беспрерывно убаюкиваться чужим истощением. Нам такое несвойственно, - поддержал Кипчак, - мы дышим встречными ветрами степи и океана, хотим ходить по исцеляющим широтам. И разве православный патриарх Серапион, не из глубокой старины умилостивил состояние души, будущность предрёк, от начала твёрдо стоял; ударил посохом - предстоящие века рассудком указал: - Волхвам не перечить! - от мудрецов вся истина. Огородил Русь от кощунства. Или вы достойное не чтите?

 А они же из века в век всё свирепствуют, худое замышляют, расходуют мысли на нелепости, и каждая их собака такую невидаль готова слизнуть. Откидывают гневную руку от призирающего лица, зарю заслоняют, славу наших племён себе присвоили, …и насыщаются чужим трудом, пируют без конца. А мы им благоволим.   

- Может, то скажу, что прежде не слышали, а услышав, станут перечить, будут торопиться угождать преображённым, но всё же любую нацию легко настроить на ухудшение рода, - видно было, что Пустельга снова загрустил, заметно устал, своё обнаружил и гнул крепкое мнение. Суждения имел наслышанные и путанные, не говорит, а воздаёт: - Один восвояси со многими! Старое православие - над достойным! Благоденствие торопит.

- Иди, разберись, помогут ли тут митинги. Население без лишних волнений, имеет упрощённое представление об удачной жизни. Продвигаются назначенные издалека правители, несут убывающее мировоззрение всему неподготовленному населению. Дьявол шепчет людям на ухо давно изученное. Неверие и бедствия народа снова начинают негодовать, опять вылезают отвлечения, человек на глупость свою ропщет. А всего-то нужно превозмочь слабость привычки – не ждать чуждого радения.

- Было же сказано: следует идти с первичной верой: тридцать три необыкновенно выдающихся мыслителя, что делами несут содержание и славу государства, долгими знаниями и беседами обнаруживают талант Проводника, выдвигают народу на утверждение. Стоит тогда благообразие без подношений, без неприятия не возвысимся, - сказал Самоум, - преодоление манящей дармовщины – назначенный удел, прямое избавление от вожделения. Тут линия будоражащего тока, - и нет другого в иных установках. Мы так хотим!

- Да, но на тех, кто усилиями корней старой веры новые совершенства открывает, пошли проклятия, - заподозрил Огуз, - а они всего вывели новые волчки на кондовых стволах, побеги начитанные по вере своей вызревают. И растерялись, пошли укатываться потери; вылезли люди никчемные. Сказали тогда умудрённые: - Мало кто ведает, что стояла прежде безмятежная вера! Без изначального благоизволения – зачерствеем. Всесожжение снова подкарауливает. Мы родством крови издавна признанны, связаны многими веками. И новым и старым православием издалека бдеть обязаны. Нам надлежит вернуть былую славу, - от чего по наущению и неведению уводят. И разве благородная мудрость, не сказывала тут своё слово. Когда враги твоё хулить продолжают, гордись, путь верный сложен. Оберегайся западающих похвал и поздравлений.  

- Скажи-ка товарищ очарованный, если подачками унижают состояние людей, тогда с ними разве не одни продажные останутся. И развалится обруч, не имеющий стальное обрамление. Не соединить две силы: текущую неправду и всегдашнюю истину. Жирное направление проглотит растерянную удаль, снова останемся в пустоте коварства и лицемерия. Тут похоть - опережает дарования разума; падает безудержность, перевоплощение уходит от нужного предназначения. Мы в унынии непотребства - ищем уход из земли. Праведные рассуждения, превратились в состязания лукавств и безрассудства. Власть уводит наши возможности, мера труда принижена, корыстное лжеуправление стало предметом успеха! – Чечеря вытер пот, привычное добавил: - Находи дорогу, что ведёт к их свержению!  

- Так всегда было! Люди неоднородны, - подтвердил и настоял Пустельга, - одна нация ложится и просыпается с желанием продолжить напряжение жизни, не имеет страха, гордится тем, что умирают смелые в достижении цели, своё им дороже чужого. Другая также сторожит свой нрав и волю, не станет гнуть подковы без нужды, использует их по назначению, не приемлет иного назидания. Есть и такие у которых ничего своего нет, научились сеять ссору, прискорбные помышления несут ради удовольствия внутренней плоти, все им ненавистны, никого не уважают, себя беспрерывно хвалят. А совсем упавшие, из-за большого несовершенства, ждут подаяния и готовы жить преклонёнными,  под всеми подстраиваются. Из оскорблённых сородичей городят себе возвышения - ужасное направление. Различные народности имеют ненужное и подобающее, согрешениям свойственны различные образы восприятия: есть добрые и уступчивые, другие вызывают довлеющие намерения у постоянно протестующих, ищут выгоду, извлекают добычу из ошибочного поведения слабой общности.  Придумывают правила и законы, которые позволяют хитро угнетать вольные привычки растерявшихся людей. Когда же зависимые решат воспротивиться давлению, сильные выявляют скрытый и явный гнев, ищут повод, чтобы продолжить агрессию ума.

 - Едва ли следует восхищаться и терпеть такие несовершенства, тления уносят святые образа, угнетаемую нацию предстоит переустроить. Иначе, люди такими - себе не нужны! – Чего только не услышишь.  

- Вот-вот, одни захотят лишить потомства других. Найдутся трусливые и скажут: - Так нужно! Что мы можем сделать, мы нация малого содержания, покорны злобе; зачем упорствовать прихотям, мы привыкли, чтобы нами понукали. Разве не знаем, что сброшены и вычеркнуты мировым управлением.

- А всё потому, что Веру нашу первичное православие сами отвергли. Живём стадом – собой других кормим, вместо чтобы устранить их враждебные нравы, – заигрываем.  

- Каким бы правильным не было успокоенное коммунистическое учение, само без бога, долго не удержится и не выживет, без бога люди начинают портиться, - заключил Самоум, - разве не то мы видели, когда бывший бог умер как человек, его учение тут же развалилось. Если Учение не от порождения божественного рода с ним расстаются. Теснота ума, в которой содержит себя отсталый человек, лишает радости сердце и совесть, без них все чаяния хилы, совсем притворны. Свержение же неправедных не должно впасть в бесчестие для победивших. Из поколения в поколение обязана накатываться волна надлежащего сдержанного образца. Увод от проверенных суждений, приведёт потомство к упадку, нерадивых настигнет новое возмездие.

 - А всё потому, что нет качественных сведений, - крикнул Задумчивый спросонья. - Женитьба тоже чудное продолжение рода, - он сбивчивое сомнение жевал забитыми ноздрями, - тут надо не задумываясь, гибко исполнять выбор сватовства родителей, они больше всех заинтересованы в продолжение пути. Наличествующие потомки сами исправят ошибки выросшего  упрямства.

- Задумчивый, сопи дальше без волнений, при чём тут упрямство, и особенно, ускоренное намерение жениться?!  

Поморгав сомнением на отсталое предложение Задумчивого, Самоум продолжил давно говоренное без обиды: - Когда возвысишься, пребывай в простоте, неси веру обновления, не постигнет тогда участь исхудалая. Не потому ли исказившие веру стремятся окончательно совратить первичный дух старого времени. Долготерпение Неба не вечно. Злоба земли – преступна, не надлежит останавливать движение времени и вводить себя в обман. Когда вы в нищете, ограблены, и постоянно слышите от обогатившихся: реформы и улучшения! - вас убаюкивают, ищут выгодные видоизменения, хотят избавиться от обузы. Нет другого пути, кроме как отстранить испорченных от управления общими делами. Рассыпавшихся и рыскающих – вдоволь, а достойных мало. Состояние сложено из череды мелькнувших действий. Мерило истины – положение нужных дел. Некому умилостивить совесть православную кроме как гневу праведному. Когда власть скорбными действиями себя ублажает, порождает неприятие, она незаконна. Её свержение дело времени. Труд здравого смысла – издавна определён первичной верой.

Многие из учеников не разобрали путаную суть, некоторые совсем ничего не поняли, но согласились, стояли голоса ереси, принялись выкрикивать:

-  Не ощущает ли каждый из нас священную надобность, почему спрятана истина от Сотворения. Не приемлем лицемерные постыжения от разложившихся. Устранимы недуги, когда стоит изначальная вера!

- И старое православие, и новое, одна истина - приходящая и утверждающая. Твоя, и нет других! Ты слышишь, что другие не слышат, видишь, что другие не видят. Не один, многие идут – и то великое благочестие. Истина веры не посрамляет убеждения, она от Сотворения - праведность твоего состояния. Заблудшие слабы прозрением!

- Во всех происшествиях благодать духа – начало верного становления. Когда угнетают правила Творцу ненавистные, мы содрогаемся от такого изобретения, растерянны взором от неожиданной постановки. Нам вдруг запрещают обнимать просторные чудеса ясного неба, принуждают восторгаться навозными буртами заросших плесенью, дышать смрадом скотомогильников, - не поругание ли это. Они  бессмыслием и нечистью отличиться спешат. А нет ничего, что превыше дара Творца!

-  Умыкнули Веру нашу. Мало прозревших и много обманутых. Мы одни, они под нами. Смрад греха - не вытеснит песнь степи и леса, не заслонит ветер гор, не остановит поток реки или волны моря.

- Тоже, хороший бархат, ограбили наших дедов, и отцов, и прадедов, и праматерей. Жирные потомки над нами сторожат наш труд, обирают наши мысли, калечат информационное пространство. И только свеча жизни, что горит в душе, оберегает от всепожирающего огня.

- От огня свечи сгорят каменные дворцы!

- Будь непреклонным, и они дрогнут! Их изнеженное бессилие, их стенания вызовут в тебе жалость, и ты пощадишь их тела. Наследие плоти - не наследие духа.

- Шаг наш от Сотворения Вселенной, а они не ведают Великое. Нет у них знаний, которые даны нам. Неотличим человек по народности или по расе - а по мудрости отличим. Творец создал людей, какими хотел их видеть. Те же, что надумали возвыситься – упадут.

- А где Тот, что всё собирал и установил строи ровный для всех?

- Его нет, а был. Вместо него человек озабоченный разделением воды суши и недр. У них имения, захватили: земли, озёра, реки, морские берега; утвердили боярство, прячут своих детей в высокоплатных школах, - топчут и презирают нас. Тебе ли не знать, что они люди порченные. Не ослабляй своё призвание, и будут свергнуты! Когда выдающееся проникновение вновь наполнится изобилием, многие тут же спросят: - Где было наше несовершенство?

Ты скажешь: - Оно в незнании Веры Изначальной, мы оттуда идём; брошенные отстают, несовершенны в себе. Пройдёт безудержное время, мы усилим волю тех, кто в неприглядном однообразии и подавленной тоске.

- В чём тогда упреждения?

- В том, что пропали заблуждения, которые прежде были!