ТОШКА КУНЕВСЕ
Незнающему человеку рассказывать об этой республике ни к чему, запутается, увязнет в болото. Лучше хоженому довериться, у него можно текущее выведать, весь мир наполнен слухами. Тошку Кунева в школе за хорошую учёбу наградили книжкой стихов Янис Райниса, с тех пор он знает Латвию со стихотворной любовью. Когда империя ещё сильной была, и воинская часть на расстояние в два меридиана считалась рядом, - он проходил службу в Латвии. С высоты парашюта любовался одинокими берёзками, разбросанными хуторами из нескольких дворов, хвойным лесом, зелёным морем и зелёными прибалтийскими полями. Если бы латыши были более широки образом поведения, не поменяли бы свою древнюю веру, хорошо помнили бы старину, были бы не так сдержанны по культурной линии, и не выделяли бы без надобности образ своей наций, они были бы почти русские, - похожими на латышских стрелков в период мировой революций. Так показалось Тошке. В латышском и болгарском языке запуталось триста сходных слов, которых нет в других славянских языках, а сколько общих наречий, которые похожи с русским словами, никто не считал. Тошка решил, что это очень важно, значит, когда-то племена прошлые сходились и расходились. Он женился на латышке, всё же лучше чем на своей. Остался жить в Риге, и имя рижское заимел, - его Теодором стали звать. Сразу работал в милиции, когда получил квартиру, его директором школы назначили. Одна обычная, долгая, но неудачная слабость помешала ему подняться по должности строя. Он соскочил из начальственной линии. Пришлось отступить, вспомнил ремесленные наставления отца, стал работать краснодеревщиком, выпивка тут была обычным занятием, и тоже уводила сроки должного исполнения, нарушала социалистические показатели. Но партком не вмешивался в работу специалистов отделочного облика, иначе кабинеты партсекретарей с томами победивших классиков запыленные в открытых полках, выглядели бы совсем убогими.
В выборе жены он, конечно, угадал, Инга совокупно содержит кухню и текущее воспитание детей, для её родной Латвии – дочь и два сына с интересом прибавляют коренное население, сыновья почти латыши, сдержанны, - Кунев-все, - разве не латышская фамилия. Младшая Кристинка, унаследовала причерноморские просторы нераспаханной отцовской воли. Лазит по голове отца, прыгает с плеч на диван, ураган поднимает, смеётся, вроде её кто-то щекочет. Ещё маленькая, ей можно, отец просит:
- Кристиночка давай попозже пошалим, я с дядями разговариваю.
Друг младшего брата приехал гостить, оба сразу к Теодару зашли, не просто так. Младший брат Фёдор напыщен, супится, недоволен проказами племянницы, к нему сверху оборот судьбы подкрался:
- Кристина, перестань прыгать, мешаешь взрослой беседе!
Он своей дочери не позволяет в косах - перья подушки разводить, очень собранный и зрелый родитель. Не похож как Тошка, на добрую маму. Беседа действительно важная содержанием, Фёдор хочет вторично жениться, - с первой женой выявилась нечестивая досада, общая упряжь разлезлась. Надумал, пришёл спрашивать совет у старшего Теодора.
Второй гость молчит, смотрит на Кристинку сдержанно, видно, что он не брат отца. Резвиться с отцом всегда хорошо, - не довольна девочка дядьками, - мешают играться.
У Фёдора необыкновенная глупость вползла в представление важности. Хочет видным столичным горожанином сделаться. Отец его новой невесты, - единственной дочери, - контр-адмирал, начальник мореходного училища, имеет личный кортик и именной пистолет, с самим Пикулем дружит. Адмирал обижен, что третья жена писателя не пустила в кабинет романиста зайти, полностью присвоила день и ночь знаменитости, никому не даёт приступу, на пороге уведомила его, что Валентин Саввич очень занят, пишет грандиозный тридцатый роман; она твёрдо просит всех бывалых моряков и спецназовцев, не мешать, новому возвышению рождаться. Андрей Никитич возмущён, выражает жёсткое недовольство затухающему строю, каждое назревшее возмущение намеренно картавит: он якобы слышал как один «дурак» из толпы, неуклюжие слова на Горбушку гнал.
В экипаже его училища всегда звенит военный порядок, в кубриках каждый месяц меняются расположения коек, всё должно быть в движении, всех в спортзал и красный уголок, никому не позволено трусить перед мировым империализмом. Сам адмирал человек смелый, непосредственно, - Дубчика арестовывал. Он совершенно не любит личное откровение, и очень предан правящей партий, словно своей жене верен, боится её. Крайне озабочен, что дочь в женатого влюбилась.
Главная мечта Фёдора, - стать рижанином с пропиской, с большими начальниками хочет дружить. Теодор сонно, обволакивает тихие слова представлениями, беспрестанно поглядывает на две большие канистры с вином, - вино белое и вино тёмное, - как не распробовать вкус родины.
- Так ты говоришь, это вино дядя Петя лично мне прислал, я после школы, на молочной ферме которую он заведовал, лаборантом работал; ты смотри, как меня хорошо помнят. - Тошка чуть ли не плачет воспоминаниями, он тут один, и Латвия тоже единственная для латышей, они не знают, что есть ещё другая виноградная земля, а время идёт как одна печальная короткая ночь. - Давай распробуем, тот ли теперь бархат, который прежде был; говоришь, даже в период текущего сухого закона домашнее виноделие не тронули партийцы-гады, - вот удача!
- Успеешь придти в состояние, не спеши, тут вопрос моря и моей пристани должен решиться, площадь расширяется; адмирал - не рыбак… - сокрушается Фёдор.
- У собачки Жужу, тоже есть площадь, - будочка, блюдце со шпротами и цепочка-привязь, выбирай: гармонь, или адмиралтейский звон стальных звеньев в цепи жизни. - Теодор снова на канистры смотрит: - Я лично дядю Петю давно восприятием обнаружил, сразу зауважал, он учил, как солоно завышать жирность молока, говоришь сам лично давил это вино?.. Не человек, - а золотая осень!
Тошка обращается к другу брата, спрашивает Асена, все ли бочки, как прежде наполнят отец, уверен: жидкий буджакский янтарь ценнее отвердевшей еловой слезы.
- Да прекращай Тодар вином глаза полнить, ты хоть и не был капитаном корабля, а подумай, как мне без скрежета заплыть в безопасную гавань, - Фёдор начинает дёргать усы, недоволен: братом, канистрами, племянницей, адмиралом, и далёкими краями в которых много винограда. - Давай поговорим…
- Иногда направление сватовства, зависит от одного слова. Давай поговорим, - соглашается Теодор, - пригласим твоего тестя, говорить за стаканом вина всё же слаще, я думаю, он не откажется от далёкого салюта. Каждый знает, что: Союз нерушимый республик свободных неслучайно сплотила Великая Русь. Пусть Латвия гордится морем, и не обижается, ей повезло с расширением территории; не знаю, повезёт ли тебе, если женишься на адмиральской дочке. Бери с меня пример, женился на хуторянке, и даже тридцать романов Пикуля не превзойдут один роман моей тридцатилетней прибалтийской жизни.
- Да, - Тошка снова покосился на канистры, потёр руки, - прежде чем свата угощать, надо самому распробовать вино, ни одна закупоренная бутылка не вместит желания твоей невесты, только разлив родины обрадует мечту дня.
- Прекращай! Я пришёл с тобой посоветоваться, а ты на выпивку, на страшный порок без конца смотришь, всё не отдам, давай для спокойствия два обычных бутыли налью, не переживай, не обделю.
Фёдор наполнил прозрачную посуду, что поставила на стол Инга, накрыл гибкими белыми крышками, белое и чёрное стекло плакало вместе с жалобными глазами Тодора: - Давай будем советоваться, - согласился он.
- Нам выделяют комнату, квартира тестя большая, в мореходке буду читать теоретическую механику.
- Вот это заплыв, я за тебя спокоен, - Тошка прослезился, - ты наливал в трёхлитровые банки, а я пил брызги и запах виноградника, моё детство пробежало между лучами солнца в моей памяти. Давай выпьем за дядю Петю, - Тошка обратился к Асену, снова удивлялся заботливому человеку, не думал, что такая даль может память долгую иметь.
Высокий и худой Асен поднялся над столом, сделал личное усилие, он уважал труд отца, открыл берег белого стекла и налил запах родины в приподнятые стаканы. Фёдор морщился, злобно смотрел на вино и движения чужих рук, хотел что-то поучительное сказать, только сквозь зубы недовольно процедил: - Жу-жу…
Тошка выпил и ахнул, плавно опустил стакан: - Это то, что я знал, - он глазами показал Асену, что может наполнить память ещё и тёмными уснувшими лучами.
Фёдор дёргал чёрные усы: - Я пришёл у тебя ум просить, а ты вредной жидкости ум отдаёшь.
- А уже всё сказал, - и Тошка залил мозги вторым стаканом вредных лучей, - у нас дома вопрос жилплощади никогда главным не вылизал. После белого вина, надо тайну и тёмного выведать, скажи Асенчик, я думаю, дядя Петя пожалел бы скуку моего одиночества.
Тошка для равновесия уразумений выпил ещё два стакана лилового вина: - Цвет, словно платье невесты, - сказал он, глядя сквозь полный стакан, и почему-то стал стеснительно долго хохотать.
- Всё, мы уходим, - Фёдор окончательно обиделся, взял разладившие встречу обильные канистры, гости стали выходить, простились с Ингой, с Эдгаром и Арнисом. Кристинка к отцу убежала.
Теодор наливал вино, пил, сам с собой разговаривал, смеялся и плакал. Пришло чувство разнузданной меры. Ничего нового для союзной семьи: - мы не как латыши, - пьянство не прячем.
Ему захотелось спрятаться навсегда, он вышел из квартиры и электричкой доехал до глубокого рижского залива. Обычно над большой водой всегда летает, какая-нибудь птица, а тут сплошная гладь, нет волн и птиц, солнечная горящая дымка, корабли с адмиралами на рейде. Появились две чайки, над самой гладью парят серые, и …пропали в яркой воде, слились с упавшим небом, тишина дна поднимается в небо, давно осень, а день летний забрался в заливе, непривычная теплота испаряется. Теодор пошёл искать рельсы родного направления, только они приблизят страну детства, он шёл и видел: начало своей жизни, улей отца, обширную маму, занимавшую весь веретей в повозке, занавоженный денник, куда распрягали на ночь колхозную лошадь, виноградники, лесополосы из абрикосов и вишен. Где же дядя Петя? - там, куда рельсы ведут… Шпалы и рельсы это только сон; и поезд, идущий навстречу, - тоже сон. Теодор шёл между стальными ручьями; навстречу - объятие родины гудит, …глаза широкие и огромные вбирают тьму всего мира. Тёмное стальное облако разорвало, увековечило сон. Писк тормозящего метала не нашёл места в округе, покатился между дюнами в даль пустоты. Вся жизнь позади ушедшего состава осталась.
И если непьющий вдруг спросит: был ли тут где-то Тошка?..
Тоже не молчи, скажи:
- Откуда я знаю? Может, когда-то и был.
© Дмитрий Шушулков Всички права запазени