Золотой кувшинчик 

Ваня Пазибар, неожиданно оказался владельцем большого кирпичного дома в этом селе, может даже случайно, потому что сам из другого села, там не очень-то родом выделялся, - тут приведенным зятем сидит в самом богатом из уцелевших старых кулацких домов. Оказывается, важность какая-то в этом поместилась.

 Одна тёща из прошлых тут живших людей тяжело ходит, и он о ней всегда любезно отзывается. Ценит её минувшее достойное вхождение в давно пропавшие установки. Даже жена и дети не столь обходительны с уходящим поколением. Когда собрался сносить старый хлев, который тёща пережить должна, - согласия её спросил.

 А давно развалина место гаражное занимает, стены и дерево изгрызены крысами.

Собрал толоку из друзей и братьев, - валять трухлявую развалину – дело общеполезное. Хлев когда-то с усердием по надобности хозяйственной строился. Воскресенье, - самый хороший день для личной заботы и широкой пользы. Потом после совместного труда долгое застолье снимает усталость, уравновешивает затраченные усилия равномерного мышечного напряжения. Всякая собранная толока после исполненной работы ждёт сытного завершения.

То, что молва ходит, будто Пазибар алтыны унаследовал, - он знает; слушает как задиру, негодование, и завистливый упрёк; как вечный стон постоянной балканской вражды, - который продолжает дышать в спину наследникам тех, кто вернулся в свою старую землю. Досада - самое умелое чувство угнетённых людей.

Собранный народ взялся за дело ретиво, пыль поднимается, труха сыпется; потолок из камыша, дерева и глины ещё полвека держался бы. И дел тут, всего на половину дня, для восьмерых приглашённых работников. 

До начала расчистки гаражного места Пазибар, древний медный кувшинчик с пережабиной, в котором тёща семена чечевицы держала, заполнил: стеклом битых бутылок, ржавыми гвоздями, болтами; под старину крышку подобрал, почерневшей плоской проволокой медной обвязал, ветошью рванной обмотал; присыпал пылью и паутиной, в очерет запрятал, - будто сто лет лежал нетронутым тот кувшин.

Когда лом, вилы, и топоры подобрались к тесной загородке, Ваня вроде непреднамеренно отошёл, как бы лопату ещё одну пошёл искать.

…Кувшин звякнул, скатился в трухлявый хлам, с тяжестью набок улёгся. Все остановились, замерли, на кувшин смотрят, огладываются и молчат. Людей много – кувшин один упал. 

Возвращается Ваня с киркою, на необъяснимую тишину смотрит, кувшин не видит. В молчание первым вторгся Денис Гаркавый: 

- Братва, мой лом обнаружил тайное место; я решаю, как делиться будем, мне и хозяину одна половина, вторую вы между собой сами распределяете. Только так!

- Ты ничего больше не придумал?! Хозяин!.. Мы все нашли и на всех делим!  - Жора Ус подошёл к кувшину хотел его поднять.

 - Не трогай! Пока не решим, что с золотом делать, не касаемся находки, - твёрдо крикнул Коля Шляхов.    

- Что произошло? - Пазибар невероятно удивлённым на всех смотрит, кирку принёс.

- Не видишь?! Клад нашли! – его брат Вася показал на кувшин; толпе сказал: - Пусть хозяин решает что делать.

 Сам он, очень похож видом на Ивана, и даже высказал некую мысль сокровенную, мысль была интересная, но её мигом забыли. Кувшин с золотом неопрятно лежит.  

- Кто тут хозяин? Он такой хозяин, как и я, как мы все тут. Хозяев давно нет. – Ус нервно кружил вокруг находки. – Нас здесь не так уж и много человек, поровну делим на всех.

- Вообще-то тёща тут хозяйка, ей всё принадлежит! – заключил Ваня, как обходительный, обязательный зять, он вроде даже, собрался идти звать тёщу.

 - Стой! Не надо никого звать, если такое действие расслышится, у нас принудительно всё изымут, судить ещё будут. Никому кроме нас знать о находке не надо, всё здесь умирает! – предупредил всех Гаркавый.

- А тёща! Что тёща? - её не подняли в изгнание, потому что она тогда чужой тут только пришла, и муж её – дядя Коля, по несовершеннолетию остался у себя жить, его для того и рано женили. Я, то знаю, почему не забрали дом, я близкий родственник. – Самый старший из всех, Виктор Иванович, со знанием ушедшего времени рассуждал. – Дядя Коля, мужик добродушный, забавным всегда был, он на большом барабане в духовом оркестре бессменно ударял, и когда трактор в поле через него проехал, он держал рваные кишки, кричал: не вините тракториста, я сам виноват, в неположенном месте спал.

- Виктор Иванович, кого сейчас интересует: где дядя Коля спал, для меня важно, как мы обнаруженное золото делить будем. – Шляхов смотрел на Пазибара.

Все тоже смотрят на Ваню Пазибара, и каждому, казалось: не Пазибар, а именно он имеет заслуги знать, кому больше должно достаться.

- Может это золото и моего деда тоже, - почему-то решил Виктор Иванович.  

Ванин брат Вася, лопатой ничуть ли сгребает тяжёлый кувшин, взялся рассуждать по справедливости, после каждого сказанного слова, ударяет лопатой в трухлявую щепу вокруг клада: - Значит так, все кто сейчас находится в этом дворе, имеют право на долю, не только мы, но  тёща, жена, и дети – тоже.  

- Какое отношение имеют дети, они несовершеннолетние!

 - Нее, я думаю детям всё же, надо дать по два алтына – соглашается Шляхов.

 - Почему именно - по два? Когда клад прятали, нас тоже совсем не было на свете!

 - Братва тише, как-то спокойнее говорите, пока не решили с золотом. Нас на большой дороге аж слышно, надо срочно закрыть уличную калитку на пробой.

  Напарник Ванин, - Афанасий Гайдаржи в состоянии расплывчатого, угрюмого одиночества отошёл в сторону, с сомнением облокотился в полуснесенную стену, действительно, если до власти дойдёт,  ответственность ляжет на всех дольщиков: -  Я  не участвую! – сказал он. Видел, что в губах самого Вани просматривалась далёкая усмешка. 

- Давайте так: открываем, пересчитываем алтыны, и тогда решим окончательно: кому – сколько, – предложил Виктор Иванович.

 - А если там не только монеты, а ещё серьги, кольца с бриллиантами?..

 - Тогда украшения идут к Лиле, – заключил Вася Пазибар.

 - Подожди, а вдруг их там две или три пары, я тоже хочу своей жене старинные серьги подарить – сказал Гаркавый.      

- Откуда серьги, внутри могут быть, серьги на ушах висят.

- А ты что не слышал, когда старый Лозаров умирал, снаряд чугунный открыли, так там вместо пороха, полно украшений этих было.

- То одно, а это другое, разные положения складывались в  неопределённые времена, я-то знаю, какие мотивы образовывались у историй, - Виктор Иванович стал рассказывать про обычай старый. – Кум на свадьбе когда одаривали молодых, считал деньги, если сумма непарная обязан был добавить от себя. Но кто-то мог ещё додать двадцатьпятку например, и кум снова обязан выводить число денег в парное округление. И так, пока все от кума не отпадут.

- Ну и что? Причём тут кум!

- Если алтыны не разделятся полюбовно, кто у нас за кума будет?  Кто нас помирит? Давайте остудим горячность намерений.

- Я! – сказал Горкавый, - я знаю, как народ надо мирить. Если давать вещественную оценку, надо обязательно учитывать моё мнение. Нужно государству что-то дать.

- Ты что поехал!? – возмутился Ус, - тоже мне соображение; ты видел, что бы это государство кому-то что-то дало?  

 - Землю раздали…

- Что они дали, по три гектара вместо тридцати, сами километрами меряют свои бескрайние поместья. Скоро новое раскулачивание для ворюг предстоит. Те нарабатывали, - у них забрали; а эти просто украли! Есть разница?

-  Я лично на свои алтыны думаю комбайном обогатиться.

- А я вертолёт себе куплю…

- Так, толпа бросайте ерундой заниматься, хватит довольствоваться недоумениями и отдыхом мышц, нам ещё место занимающее гараж предстоит счистить. Половину монет двору оставляем, половину разделили, и - вперёд. Если уж отплыли с одного берега, надо приплыть на другой. А то нажива… - она ненасытна.

 - Вот ты шустрый, прямо заблудший вездеход, понятно, куда тропу стелешь, в этом золоте – труд нашего села, чего мы должны другосельцу дарить. Что Ваня, не обижайся, но разве не так?

 - А он ужели здесь ни живёт? – Вася всем выражением показывал, что никому не дано основания, видеть мир узким; если он сам сегодня увезёт гроши, что ему достанутся, то через годы другие, ещё большие кувшины наполнятся будут. Понимать надо!

- Ладно, раз такая буча образовалась, делите между собой, мне ничего не надо, - сказал Ваня обиженно, и принялся выдёргивать ершистые скобы, разъединять киркой сросты стропил с балками.

- Нее, это не шуршание рашпиля! Так нельзя! Надо разумно разойтись… - заголосили старатели не поделенных ценностей.

К кувшину подошёл молчавший всё время энергетик села Дёма Мазаров, он взял его в руки и потряс возле уха.

- Да, тяжёлый, и слышно, что внутри звенит драгоценный металл…

 - Иван, не сердись, успеем разломать твой трухлявый сарай, давай ты сам дели, как распределишь, так и будет. – Виктор Иванович посмотрел на всех сразу, и даже потом, у каждого в отдельности согласия сухих порозовевших глаз упросил. 

Пазибар обволок кувшин страданием мысли; «ценный металл» зазвенело у него в ушах, …а вдруг ещё один точно такой же кувшин сидел в изгрызенной крысами стене. Он дал сомнения своим же глазам, у самого кружева жёлтые в голове залезли, стали виться безобразные пасмы золотые, не знал ударить кувшин киркой, или на твёрдую землю высыпать. Решил: пусть лучше тёща тыквенные семена в нём ещё хранит, стал развязывать. Все собрались в кучу, однозначно помочь хотели.

-  Клещи где-то валялись…

 Нашли и подали гвоздодёр. Ждут…

- Может лучше болгарку принести? – спросил озабоченный Коля Шляхов.

 - Болгарка стол накрывает! – Иван указал на кухню дома. - Турбинку давай.

Он разрезал запутанную проволоку, откинул старую крышку, и высыпал битое зелёное стекло, смешанное с окисленным железом. Толчея, колотившая тени над кувшином рассыпалась со стоном и воем. Снова тишина длинная пошла обнимать развалину сарая. Все украдкой смотрят на стекло колотых бутылок, растерянно друг другу в переносицы вглядываются. Разочарование и обида били в умолкнувшее сознание. Где-то глупо кудахтала курица после снесенного яйца.     

 - Мне с самого начала это было понятно, - сказал наконец Ус, - меня не обманешь, а то я Пазибара не знаю.

 У всех вдруг в мозгах, словно визг заколотой свиньи встрепенулся, сразу все подхватили, будто тоже знали какие гайки и стёкла наполняет этот кувшин; а то просто каждому хотелось других подразнить. На содержимое кувшина все, продолжали глядеть искоса, как то сердито уводили глаза в накрываемые скатерти под навесом. Всё больше поворачивали голову, на сторону вкусного запаха исходившего от трав болгарской кухни.

 - На сегодня: всё, хватит! - сказали ослабленные помощники, стали полниться усталостью, торопливо, безобразно складывали инструменты, словно окрошку поели.

 - В следующее воскресенье  расчистим  до конца, - решил гурт, все переминали скулами досаду. Неожиданно всё потеряло ценность, перестало содержать сделанную работу, бывший труд пропал, застыла суета. 

И как-то вдруг, снова оживились люди:  - Наполняй кувшин водой Ваня, мыть руки будем. Все тупо повеселели от ожиданий распробовать вкусный запах кухни, что беспрерывно дымил.

Один только Иван всё уминал свою ухищрённую выдумку, жалел о затее, что помешала ему до конца увидеть, каким большим будет место под гараж. Он уже имел соображения, кому настоящие тёщины золотые монеты продаст, знал, какую машину оценивать будет. Грустно молчал.

 И незатейливый скучный кувшин, валявшийся среди хлама нерасчищенного участка, тоже продолжал тускло содержать, совсем рассыпанное мутное разочарование.

- А может сам кувшинчик с пережабиной, из чистого золота сделан?..