Глава 15.  Освободительный порыв.

- Вот такое дело значит само по себе Учитель, - Первоход говорил запыхавшись, устало, откуда-то издалека вытягивал сказ: - Пока вы смотрели что-то не то, чего не было, что придумала причуда,  я в Перворуссии побывал, там такое творится, события не трущобные скажу честно, сам видел, глазам не померещилось.

 Вошёл, а там идёт Освободительная война Первой против войск западающих сторон. На тебе, такие вот подвиги, было когда-то, и теперь перепоказ вернувшийся установился. Три фронта с востока на запад усилия напрягают, освобождают державу от безволия и безысходности, такая себе заморочка.  

- Что, опять? Неужели народ проснулся!?

Ну да! И командующие фронтами тоже личности видные, с присущими характерами, обретения не усреднённые, - значительные полководцы, каждый - золоченая струя. По-своему представляют расстановку и построение войск по всей степной зоне, в лесах, или скажем, у водных преградах рек и морей. Удар созревшего времени катится. Для согласования единства доблестных фронтов, - Верхглавкома не хватает. А он и не нужен! Должность лишняя. Назначить какого-нибудь действующего генерала, куда там, - знаток всех блиндажей и складов, - потрясающей помехой будет. Нужен человек незначительный, но где такого найдёшь в окраине, тут все по назначению потомственные атаманы, прочно держат булаву недоразумений, три десятилетия преобразования творят, закат обретению приближают, рассыпать державу готовы, лишь бы себя гетьманом видеть в остатках выпитого края. Нет малоспособных личностей. Все оседлали недосягаемые облака текущего оборота, звёздные очарования с неба хватают; средств недостаёт, чтобы приземлиться в среду будущего мироздания. Пришлось мне занять эту ненужную, лишнюю должность. Скажу откровенно, столько переживаний, неимоверно грандиозный охват предстоящей стужи ощутил. Вхожу в дела неуверенно. Изучаю обстановку.

Северный фронт возглавляет маршал Корчанский, - очень способный организатор всякой борьбы, - поэт и писатель.

Южным фронтом командует маршал Громовержец, - человек кремень, искры летят от его решительности, и непонятно кто он на самом деле.

Центральный фронт ведёт к победе маршал Надия, - нет геройства более самоотверженного, чем её подвиги в Первой и за всеми пределами известного расположения. Всмотрелся, - звезда героя Союза на груди.

Что мне делать, не на своём месте оказался, но как-то втягиваюсь, стараюсь, улаживаю разногласия выдающихся полководцев; тружусь, раз меня назначило всеармейское собрание, двигаю усилия, вдруг что-то получится.

 Каждый фронт попеременно терпит неудачу, …и победу за победой одерживает, освободительная война ползёт по должному назначению, такое до этого уже было; тот же враг, оттуда же ползёт, - так же хитёр и коварен. Тогда все командармы тоже на своём месте находились, из героического крестьянского сословия взошли маршалы и генералы свободы, решительные люди командовали освобождением нашей земли, отбор жёсткий потрясал вдохновения, пуля не разбирается в погонах. Теперь эту землю, перелётные птенцы всем охочим курлычут, крестьянство помрачнело. И тут ещё я путаюсь под стальными траками гусениц. Порой, излишние напряжения сводят с ума:

Северный фронт, западающая коалиция войск зла, прижала; дал команду Центральному, с тыла ударить, поправились стройные ряды самоотверженных воинов; не годится казакам братство забывать.

 Тут Южный фронт окружили враги; отчаянье, переживания, вертолётами вбонбить технику и живую силу намерились завоеватели; неужели конец героических переживаний, но не на тех лопастями с неба машут. Применил Громом тактику веерного развёртывания танковых ударов, вторгся ночью в сонные ряды противника, перемешался с ними, по дуге окружения пошли ползать гусеницы и катиться колёса брони, крошат наши боевые машины врага. Не прорывались, а круговую помеху фронта уничтожили, захватили неимоверное количество ихних драконов. Заковал в тысячу наручников солдат коалиций Гром, БМП и БТРы от вертушек прикрыл, опоясал броню живыми оккупантами, пусть теперь попробуют их генералы своих бомбить. Шум подняли лощеные погоны, мол, без правил сражение идёт.

Военная обстановка дороже правил жизни. Скулёж и вой не повод для перемирия. Нам победа одна на всех из спокон веков определена. Понятное дело чужаки-парни не виноваты, их банкиры за деньги насмерть снарядили. Полностью устранил, смял окружение Южный фронт. Двинулись казаки вперёд наступать. Расковал сынков, к матерям отправил командующий, принуждённых молодцев, половина к его фронту примкнули, для них геройское приключение слаще тягучего шоколада. Освободительная война не жандармские опусы, пусть все знают и помнят, как благородно воюют русины-перворуссы. Полным ходом идут к победе наши войска. Центральный фронт тут, из-за тяжких боёв сильно подустал, отстали измотанные войска, застряли в лесостепи. Принимаю молниеносное решение: два фронта из сторон стального прикосновения, - центростремительный удар наносят; выровнялось общее наступление по всей линий военного успеха, крошат наши оккупантов.   

  Маршалы Освободительной войны и без Верховного назначенца справляются, очищают землю от супостата, они люди собранные; в сердцах - заря востока горит. Славно складываются обоснования.

И что вы думаете, храбрые полководцы победоносно закончили поход, взяли столицу, отмыли державу от грязи порабощения, почти в камни Альпийские упёрлись: до Атлантики далеко, а Тихий океан рядом, можно начисто порывы искупать. Расчёт и уклончивость - суровости помеха. Посвежел народ. Чужеземное насилие закончилась, надо народовластие наводить. Пока течение порядка обустроится, переходный правитель нужен. Командующие освободительными фронтами триумвиратом власть над державою строго держат, заслужили. Но они люди скромные, мощь земли на галуны и вышивки не меняют; удостоверились, знают, что случайно назначенный Верховный, не остановит трепетное развитие и досягаемое вращение по вечной орбите. Каждый из них по-своему видит всплески явлений. Раздор уже тысячу лет никак ни уладится. Для обыкновенного согласия приходится арийское православие предков извлечь, старинный каганат на время восстановить. Диктатор нужен.

 По установившемуся уже обычному недоразумению, обязало всеармейское собрание меня как человека проверенного, булаву держать, недаром столько лет наставления приобретал. Хоть Учитель вы нас постоянно обязываете стойко существовать, а я так в смущении-замешательстве оказался. Командовать фронтами одно, а обустраивать державу другое, я не Сущий, что бы девять лесополос поперёк прошедшим Украинским фронтам тянуть, из лунок корней саженцев, - пулемёты, кулоны, и ордена выкапывать. Думаю, как тут вместить отклонения. Соображаю и всё бесполезно, вспомнил: «Сам исчисления слагать не умеешь, знающих людей на  места нужные установи». Хватит клоунаду множить, я не артист.  

 Как и положено диктатору, назначения начинаю утверждать, пытаюсь соответствовать лучам солнца, первым делом отважным полководцам службу державную приписываю: воевали, упорство приложили, кровью признание заслужили, для них Родина – выше всяких денежных начислений. Упразднили они расписанные долги, пересчёт сделали; за вековые неимоверные потери, нам сто лет ещё должны будут.   

Один, завоёванную оружием и выдержкой: - охрану безопасности Перворусии унаследовал, - человек бывалый, нормы налаженности знает. А то, что о нём говорят, - брехня, лично убедился, - он выгоду времени лучше каждого содержит, не оставляет мечту Киевскую Русь от океана до океана протянуть.  

Другой, министром внутренней разборки утверждён, он то, уж порядочек наведёт, не станет по кабинетам портреты развешивать.

Ну а должность военного министра, кроме Неё, никто украсить не сможет. Поставь икону божьей матери возле, - не отличишь по духу движенья.

Мне виднее, хорошо этих командиров изучил, где они, - там мёд патроны и масло. А вот как быть с другими назначениями, это просто какие-то запутанные невообразимые ходы. Но тружусь, судьбою наделён, надрываюсь из последних поползновений горизонта, влияние обриев отвергаю.

Министром улаживания иноземных недоразумений назначаю основательного законника, с кем бы ни поздоровалась его рука, тот нашим кумом захочет утвердиться. Но кумовство не его удел. Мне другой человек позарез нужен, я его на главное место поставить планирую. Пусть только пересмотрит своё становление к подвижникам, - больно надменный. Люди хотят понять его добронамеренный порыв, а он ленты заслуг в сундуки слаживает, будто не помним, как однажды бессодержательно голоса растерял.

Культурой бесспорно, икона заведовать будет, тогда уж точно фильмы славные на экранах засияют, поэмы печататься станут, и вся страна от радости запоёт, а то уныние сплошное, никакого веселья, земля ввергнута в печаль, тьма беспросветная. Места личных талантов и культурных творцов падали заняли, - разместились птенцы во все тёплые гнёзда, уселись по платёжным конторам.   

- Не положено – это кумовство. Муж с женой и оба министры, - несовместимые назначения.

- Муж и жена это супружество, - а не кумовство, Тут не случайное зачисление в должность. Выкиньте из западающей шкатулки пляску потешных комиков, мне украшение жизни нужно ощущать, а не кукольные заморочки расписывать. Я кто тут? – Диктатор!? Или чепрак рвано-тканный! Раз установило меня всеармейское собрание за землю родную стоять, буду твёрдо отстаивать текущую победу. Мне три месяца даны, а те, кто тридцать лет тешился разворовыванием, обязаны средства умыкнутые в державу сдать. Сроки конкретные намерен назначать. Три месяца – это премного. Мне страдальцы не нужны. Бывшие отовсюду правду трубят. Почему, когда при власти ходили, бесшумно по коридорам ступали; вот где спрятана главная беда Перворуссии.   

Для исполнения и контроля возврата средств, главным прокуратором назначил человека бывалого, он праведность законов утвердит, и так известно, что дел праведных уйма, есть чем казну наполнять.

 Мне ещё суд разбирающихся продвинуть надо. Один над всеми с тяжёлою булавой, - а нерадивых ни счесть.

Доктора медецины назначаю главным министром по сохранению народа. Четырнадцать тысяч спасательных операций сделал хирург. Пора остановить мор людей. Ну, это никуда не годится, за тридцать лет, падали и спазмы умертвили четырнадцать миллионов невинных людей. Явление - дважды холокост.

- Сравнил: четырнадцать тысяч спасённых, и четырнадцать миллионов навсегда пропавших. Ужас - хуже прошлого. Внедрили в Перворуссии скрытные вражеские лабораторий, - признаки фашиствующих проявлений повсеместно разместили, довольны заморские военные разлагающимися условиями жизни, попробуй с ними поборись. Оздоровительными ножами заразу соскрёбывать придётся хирургу. Четырнадцать месяцев не хватит.     

Должность главного банкира едва ли не самое главное очарование всякой революций. У финансового академика наблюдательных забот хватает, его никак не завлечёшь в родную Запорожскую сечь. Пропал бунчук власти, неслышны звоны сабель, в кармане у каждого цифровая пайцза без тигровой головы. Многие справятся.

Ну а Председатель правительства, - должность настолько важная, камни в золото способна превращать, кроме не однажды проверенному, никому другому вручить не могу, он секреты лондонских банкиров знает, со всеми прежде властными положенцами водку пил, повадки их выведывал, смело смотрит вперёд. Когда от страха, все дрожью были охвачены, нагло взгромоздившейся комсы опасались, он единственный кто прозрачные буквы на холстах ровно надписывал. Провиденье Ивана Франко всем рассказывал: с крашеного лиса краску смывал. Изнутри гладко систему разведал, за годы вынужденного скитания славно очернителей изучил, кого прежде отвергал теперь его соратники. Считай почти Ванга, он позолоченные назначения куполам церквей установил. Ему иконы не нужны, иконы в синагогах под запретом.

- Ну и что Первоход?! Сам быстро ты сполз! Не стал, как Сущий  исполнения нести.

- А то, как же, я совершенно не нужен выдающемуся окружению. Один не преосвященный стою.

 И знающих, - везде премного.