ДОМ  КУЛЬТУРЫ
Комендант Дома Культуры городских профтехучилищ Сергей Иванович Запорожец повесил на большом, выходящем на Манежную улицу окне объявление, что Культуре нужен ночной сторож.
Он имел привычку впустую двигать губами и время от времени мять мочку уха, когда его должностная обязанность упиралась в подвальную металлическую дверь ведущую в опечатанные катакомбы. Ключ от этой двери имелся только у него, и ещё в спецотделе госбезопасности, откуда его выпроводили работать на пенсии с ненадёжным гражданским населением, …и не дали звание генерала.
 Ночным сторожем до вчерашнего дня числился дед Степан, - старик, уставший от любви и привязанности к своей престарелой собаке с парализованной задней частью.  На дежурство он ходил всегда с собакой, держал за хвост, когда пёс передними лапами забирался по высоким ступеням парадного входа; оба принимали дежурство у дневальной Нинель Станиславовны, - женщины всегда, непременно всему недовольной. Она, услышанными за день неизвестными ей словами, излагала старику чужие рассуждения, от чего вся семечковая шелуха, которую она сметала со стола, казалась выплюнутыми мозгами. Нинель брезгливо перешагивала лежащую на пороге собаку, желала усохшему Степану – бдительной ночи, говорила:
- Следите Степаныч, чтобы черви от собаки не падали в щели паркета.
После её ухода, собака и хозяин мигом засыпали, оба спали до утра; будила меняющая их уборщица. Дневная работа Дома Культуры, ночному сторожу неизвестна. Он никогда не читал висевшее в холле расписание неимоверного количества кружков, оркестров и ансамблей. Голова может закружиться от их широты: театральный, изобразительный, танцевальный, литературно - библиотекарский,  эстрадный оркестр, оркестр бандуристов, баянисты, фото - кружок, моделирование какое-то… - запутаешься.  Для деда Степана эти тесные группки необозримы.         
На сцене в Малом зале - репетируют драму Гоголя.
На деревянном помосте Большого кинозала танцовщики в национальных костюмах пляшут, - бывшая балерина Констанция Феликсовна, беспрерывно хлопает ладонями, делает замечания неправильным движениям, - танец важнее жизни. Танцуют парами. По три человека в пёстром танце кружатся, группами по пять танцоров пляшут. И у неё даже есть танец из кустов семи исполнителей, - редкая народна композиция.
- Танец согласует тело, - утверждает Констанция, - зимой при обледенении люди ломают руки и ноги, но только не танцоры, мы так установим  сочетание действий, что и на льду станцуем, никогда в присядке не упадём с травмою.
  А меж тем за портьерами другие артисты, совсем неправильно согласовывают составные действия, - курят за сценой, палят сигареты, когда Констанция перекуривает. Кто-то уронил непотушенный окурок в щель между досками. Всю ночь тлеет дерево, под утро подмостки загорелись. Трамвайщица раннего пятнадцатого трамвая, ехавшая со Слободки, увидела в больших окнах пламя и позвонила пожарникам из первого «живого» телефон - автомата.    
Огнеборцы успели загасить огонь дореволюционной площадки и уже смотали обезвоженные шланги. Директор - памфлетист Лёня Байтальский, приехал по срочному вызову коменданта, а собака и дореволюционный дед Степан только проснулись.
 Байтальский носом, - точно певец Хиль, ходит взад-вперёд с опущенной головой, от переживаний и негодования сочинил обличительный стишок, подписал приказ о срочном увольнении сторожа, и рекомендовал Сергей Ивановичу, - стариков в охранники не брать.
 Только посудите: Хиль, всё ещё поёт в Петрограде, а он Лёня Байтальский, - голос шёлковый сорвал, - одна только мама плачет, когда старые записи его песен слушает.
Угол  Дома Культуры Профтехобразования, ещё с прошлого века, запланировано упирается в Южнорусский педагогический  институт имени Ушинского.
Тысячу студентов рядом учатся на учителей, и всего одно место сторожа – пусть Советская власть гордится своей атакой на мрак мировой необразованности. Отставной полковник КГБ Запорожец, именно для того и внедрён в ряды молодёжи, что бы вечная революция, не теряла беспрерывную бдительность.
Два будущих педагога пришли устраиваться ночными сторожами. Комендант подумал, и  зачислил в штат того кто, был похож на погибшего друга из первого артиллерийского расчёта, с кем войну начинал.
- Если бы у Судоплатова не взбрело пожелание перевести меня из артиллерии в службу, где звания медленно движутся, я под «богом войны» генералом бы ходил… – сказал студентам Запорожец, он хотел что бы будущие учителя имели чёткое представление о высших командирах, передовых и ударных орудийных стволах, большой войны. - Единственный Вершигора, вошёл в войну рядовым, и вышел генералом, - Запорожец втянутыми желваками смял впечатление. - И пусть все остальные, без хвастовства выставляют своё быстрое погонное продвижение. 
Но студенты тоже не мимо били снарядами, быстро продвинулись, - канистрами вино креплённое коменданту привозят; отец того кто похож на военную память Запорожца, - виноделием района  заведут. Должность, - важнее генеральской.
У Сергея Ивановича, теперь, два оперативных адъютант - охранника, и личная каптерка под большим лестничным маршем; ключей у него преогромная вязка. Из своей кладовки он всегда отходит по давнишней инструкции, непременно закрывает на замок. К вечеру перестаёт узнавать нужный ключ, долго смотрит на свету, ищет фиксированный узор гребенчатого шифра, - в кладовке вторая канистра с крепляком ещё не начата, а он открыть не может. Замедленно меняет очки, одни на вторые надевает, нарезы на ключах одинаковыми кажутся, шатания уводят свет лампочки от ключа, пока найдётся определение – протрезветь можно. А Нинель всё подглядывает:
- Фу, оно снова напилось, от него бардой воняет, неужели Байтальский не видит, что меня тошнит от этого ханыги, и когда уже полотёры, паркет запахом мастики натрут. Одна умора с этими нашими французами, мешают службу правильно нести.
…Сергей Иванович закрыл каптерку, пошёл в обновления народа  внедряться. Встреча с творческой интеллигенцией постоянное назначение культурного дома.
Кинорежиссер Одесской Киностудий объясняет будущим ремесленникам как на материале французского приключенческого романа можно свою комедию скроить.
- Я роман читал, а вы впечатления испортили, в вашем фильме ничего от романа не осталось, настроение ожидания улетучилось, - токарь – наладчик, воображение своё указательным пальцем накручивает, - все говорят, что это классике вредит.
 - Кто эти «все», кто ещё классику сегодня ищет? – спрашивает режиссёр. – Всё устаревшее выбрасывать надо! Вам детский киножурнал «Ералаш» - нравится?..  Я его придумал!
- Нравится! -  крикнули хором выросшие дети.
- Ведь задумка угадана неплохая, правда? – а меня отстранили. Из Ералаша режиссура, сплошным однообразием строчит, будто одна тема живёт в пулях для сердец. Вокруг Земли уйма звёзд пляшут, а нас в «учебный класс» загнали и не выпускают. Вот вам и порченая классика от неузнаваемых дельцов нашего кинематографического времени. На Агоре: одна чёрная фасоль побеждает все белые зёрна. Юноши: в чёрных брюках, белой рубашке с чёрной бабочкой; а девушки в белых юбочках с чёрной кофточкой, - но не наоборот. Вот вам форма согласия творческой интеллигенции.
 Сергей Иванович достаёт чёрную записную тетрадочку и для себя,  красной ручкой заносит каждодневные чёрные и белые мысли.
Высокий милицейский чин, ставит будущую рабочую молодёжь в известность, что каждый трудовой коллектив, где им предстоит честно работать, будет рекомендовать добропорядочных специалистов на службу в милицию. Он всегда гордится что сам, - бывший металлист. Ждёт пополнение из народных заводов и фабрик. Уверен, милиция – стальной остов социализма.
Невысокий Леонид Каневский, с высоты наращенных каблуков делится трудностями актёрской работы, достойно рассказывает пэтэушникам, что после сериала  «Следствие ведут знатоки», ему  двадцать два раза приходило официальное приглашение  - идти работать в милицию.
- Читайте детективы! – рекомендует «сыщик Томин» на прощание. Все девушки без ума от актёра, стоят в очереди за автографом.   
Писатели и поэты «трудовых подвигов», приезжают приобщать будущий пролетарий, к чтению своих выдающихся книг.
Поэт Ефим Гардон, после окончания школы ФЗУ, уже много лет работает маляром. Свои непритязательные стихи читает тихим  придыханием:  «голубка облюбовал окошко цеха, который он белил; пока работает - голубица воркует, он уходит и она улетает…»
Будущая маляр-штукатур, необыкновенно благодарна поэту за его наблюдательную поэзию, заверяет что это лучшее из того что она может вообразить, настаивает ещё почитать свои стихи.
Худощавый Гордон скромно голосит слова, упрощённо доносит поэтические строки. Привыкший к рабочей спецовке он, одет совсем просто: серое  пальто с потёртым поднятым воротником, и седое продолжение из густых волос.
Учащаяся малярша просит автора подписать ей, свою поэтическую брошюрку, будет добиваться разрешения проходить у него производственную практику.
Курсант мореходного училища готовится стать коком; интересуется у рослого краснолицего писателя, проплававшего с китобойной флотилией творческую годовую командировку. Он роман,- о «жнецах океанской нивы» написал.               
- Как это вообще роман пишется, обязательно ли из середины океана книгу сочинять?  - спрашивает кок.
Писатель полон загадочностью от своей миссии, утверждает: что роман о рыбаках невозможно написать, не пробороздив с героями штиль и бурю волн. Это не стишок, где можно за один присест воображаемое вдохновение высказать.
Роман – это целая кухня, это как борщ сварить. Нужно: капусту нашинковать, морковь свеклу почистить, натереть на тёрку надо, картошку нарезать придётся, мясо заготовить… тогда можно и кипятить. Зеленью обязательно заправить; лучком, томатом зажарить - улучшить вкус, и внешнее впечатление не забыть: сальцом и сметанкой сдобрить…
Морячок понимающе машет головой, он роман знает, как написать, и борщ варить научился, - рад, что профессию повара выбрал. 

Комендант сторожам, ключ от узкого помещения дал, - выделил под их личное пользование бывшую фотолабораторию, рядом, комната бухгалтера Арама Соломоновича. Он в Доме Культуры круглогодично живёт. Пусть наблюдают студенты за престарелым вдовцом, которого прогнали из квартиры его дети.
- Не скучно ли ему одному, чем он спрятанными ночами занят? – спрашивает охранников как бы невзначай Запорожец.
- Бибиси слушает постоянно, бренчания несносных глушилок мозги нам беспрерывно пилят, как ему не надоедает эта пилорама, хоть бы раз Том Джонса или Дин Рида включил.
Сморщенные губы коменданта, безобразно утопают в беззубый горн рта, он вставные челюсти потерял, предстоящую беду высчитывает: - Куда мы это бредём, надо начальство ставить в известность, пусть артели сталинские вернут, победоносный шаг пусть меняют наверху, иначе запад ликвидирует наш громкий строй.
Арам Соломонович – незаменимый экономист и бухгалтер, один вместо двух оформленных работает, двумя почерками отчёты ведёт, никто не в состоянии вникнуть в накладные расходы его профессии, - если он не сделает каждому премиальные и полторы минимальные ставки, все разбегутся в другие сферы; на ком культура социализма держаться будет? 
Запорожец подозревает постояльца в сотрудничестве с Пентагоном, а Нинель Станиславовна без подозрений, открыто недовольна бухгалтером: - Оно такое гнусное, запрётся в кабинет, и целый день считает, вонь выдыхает, говорит мой больничный лист просрочен, только для «одного места» и годится…
Запорожца тоже нервирует отстранённое утреннее вхождение бухгалтера по большой лестнице в коллектив, в этом находит узел секретной связи с враждебными службами. Пишет замечания у себя в блокноте.

Намеченные: Выборы Народных депутатов, для коменданта Избирательного участка, всегда ответственное партийное мероприятие, надо врагам страны показать единство партий и народа.
Внутренняя обстановка холла меняется революционными плакатами: устанавливают студент-адъютанты длинный ряд столов, кабинки тайного голосования собирают, и обязательный однодневный буфет оборудуют, - установлен для побудительного результата всех ответственных избирателей.
  Очень важное совпадение, у подруги сторожа, день рожденье накануне. Гудит ночь перед предстоящими выборами. Выпивка закончилась, еды студенческой тоже мало…, а завезенные буфетом цыплята – табака и шницеля, - ароматом прут. И обязательно найдётся человек, который любит сидеть там, где много еды выложено. Выбили замочек – и гуляй рванина, что ты челюсть приуныла, горло притаилось. Пиво ящиками выставили поверх выборных столов, шоколад вместо хлеба едят…
Измученные соседи Дома Культуры, за бескультурье ночи и прерванный сон, новый протест Байтальскому сочиняют.   
… Буфетчица опись пропажи тоже составляет.
А члены комиссий голосования застают безвкусные, изгрызенные безразличием столы.
Суматоха гудит по всему Дому Культуры, из подвального этажа густой едкий дым струится. Директор приехал, комендант с гранитным лицом ходит; катакомбная дверь, откуда дым идёт, забаррикадирована, вся отгулявшая педагогическая толпа спит рассыпанная по диванам и на коврах кабинетов.
 Нинель шваброй колотит голые ноги именинницы: - Ты глянь на него какое оно современное, в блевотине спит…
Один Арам Соломонович не видит событий для возмущения, глазами серый дым нюхает, отстранённо спускается по широкой внутренней лестнице холла, пусть Запорожец видит, что он за текущую Советскую власть идёт голосовать. Пусть назначенные выборы – и дальше берегут застойные годы. В сто лет обязательно две перемены должны произойти.
Байтальский строчит новый срочный приказ по Дому Культуры. Запорожцу приказывает: студентов, - сторожами не брать!
Все суетятся, беспорядочно бегают, хлопочут, кричат, не сообразят: как правильно выборы упорядочить.
Арам Саламонович спокойно опускает бюллетеню в урну. Зачем беспокоиться?
Время само знает, как ему положено двигаться.