ГЛАВА 9
СЪБУЖДАНЕ

Когато се събудих, беше вече светло. "Защо вéстите* (*вéсти - жени, които могат да ведат, т.е. да знаят нещата отвътре) не ме извикаха да посрещаме слънцето?", - помислих си аз и погледнах към техния лагер. И, о ужас - палатките ги нямаше. Не може да бъде, сигурно се шегуват с мен. Играта продължава, - утешавах се аз, но разбирах: край! Точка! Играта свърши! Оставаха ми два дена до тръгването. Преместих палатката си на мястото на техните палатки, и ми се струваше, че някаква част от вéстите е останала тук, на пясъка, и аз с тялото си се опитах да я приема в себе си. Сутрин и вечер ходех на хълма да посрещам и изпращам слънцето. Опитвах се да получа отговор на своите въпроси. Не можех, обаче, да влезна в състоянието, което постигах при вéстите.

* * *

Двадесети август беше моят първи работен ден след отпуската. Нямах никакво желание да ходя на работа. Прав беше Добриня, работата - това е робски труд. Действително се чувствах роб. И с особена сила след отпуската. Поради това състоянието ми беше потиснато. Но какво можех аз да изменя? Събудих се в шест часа сутринта, хапнах малко и, като вкарах тялото си в препълнения с работници автобус, тръгнах към автодепото. Камионът, с който работех до отпуската се оказа по някаква причина зает. Началникът на колоната ми даде друга кола, с телескопична вишка. Подобни камиони с вишки бяха отдавна морално остарели. Тях ги използваха монтажистите - не като средство за изкачване до обекта за монтаж на рекламните болдинги, а по-скоро като просто средство за придвижване, тъй като самата вишка беше крайно несъвършена, особено нейният механизъм за спускане. Малко преди края на спускането, на последните десетина сантиметра тя се откъсваше и полетяваше надолу. В момента на докосването й до покрива на кабината се получаваше страшен удар, от който се потрисаше целият автомобил. А шофьора, който се намираше в кабината преживяваше ужасен шок.  Създаваше се впечатление, че кошницата на вишката (в нея по времето на монтажа се намират работниците) няма да се спре там, където ѝ е отредено, а ще смачка кабината заедно със шофьора.  Независимо от всичко, тази кошница се използваше, и аз също издигах три-четири пъти на нея работници-монтажници. А един път ми се скъса куката за сваляне на кошницата. И аз, без да мисля много, по съвета на работниците, вързах въжето за една здрава ограда и леко започнах да изназадявам камиона. Въжето се обтегна, и кошницата бавно започна да се слиза надолу, и като премина определена точка, тя със страшен грохот падна на камиона, и аз си помислих, че се е откъснала напълно. Монтажниците одобрително се усмихваха. Навярно, те нееднократно са наблюдавали как шофьорите по такъв начин са спускали кошниците на вишките.

Колите с такива телескопични кули  бяха толкова работещи, колкото да излязат от портите на моторното депо. Много често се налагаше да се връщам с теглене. Но сега попаднах на рядък случай, кола със силен двигател. Денят след отпуската продължи изключително дълго. Исках да свърши по-бързо. Имах чувството, че желязото изсмуква всичката сила от мен. И в края на работния ден фактически нямах сили, а не вършех  никаква трудна работа. По-голямата част от работния ден седях в кабината на колата и чаках монтажниците, които вяло, като варени раци, си вършеха работата. 

Пътуването в течение на деня не беше много, бях изминал около тридесет километра. Най-накрая пътният ми лист беше подписан и можех да тръгвам за депото. Настроението ми се подобри. Тръгнах по шосето на Ентусиастите посока центъра. На светофара завих по улица "Войтович", носех се по инерция, пестейки бензин, тъй като имаше спускане.  И в този момент си спомних думите на Рада: "Чака те изненада още в първия ден след отпуската", "Не се безспокой, ще бъде по-лошо."  В този момент видях дупка пред себе си, в която на двадесет сантиметра от повърхността се виждаше люк. 
Нямах намерение, естествено, да влизам в ямата, и направих рязък завой в ляво. Това се оказа съдбоносна грешка. Колата послушно зави, и тогава видях, че се движа направо към тухлената стената на гробището. Наложи се спешно да поправям положението, и дръпнах кормилото резко в противоположна посока. Центърът на тежестта на автомобила беше разположен много високо за такава маневра, вишката тежеше общо два тона. Нямаше нужната устойчивост за такъв рязък завой, и автомобила започна да се накланя настрани. Опитах се да правя нещо за поправка на ситуацията, напразно въртейки кормилото, но беше вече късно, автомобилът легна настрани и със стържене се движеше известно време по асфалта. Под въздействие на смазващата сила предното стъкло се счупи на хиляди кристалчета, и аз все още се държех за волана, без да разбирам какво се е случило и как можеше да се случи. Изпълзявайки от отвора на предното стъкло, погледнах колата. Кабината на водача беше доста смачкана, дървената част се беше разлетяла на трески. Тресеше ме, влязох отново в кабината, взех якето от там, и го облякох. По-нататък, изненадващо бързо, дойде линейка с настойчив санитар. 

Като видя на дланта ми драскотината, която получих измъквайки се от кабината и порязах ръката си случайно със стъкло, той забинтова дланта ми така, като че си имаше счупване. В тези времена бинтовете не пестеха. 

Санитарят искаше да ме откара в болницата, уверявайки ме, че съм получил сътресение на мозъка, и само след като подписах няколко листа, заверявайки, че отказвам да ходя в болницата, той ме остави на мира. След това дойде инспектора от КАТ. Дойде на своя Москвич и нашия началник на депото. Като ме видя, той се зарадва, някой му беше съобщил, че аз съм загинал.
Той ме окуражи с думите, че всичко е наред, колата ще се възстанови, и най-важното е, че съм жив и здрав. 
С една дума, отървах се с лек шок, един месец възстановителни работи и удръжки от заплатата за тях. Изводите, разбира се, аз си направих: от депото трябваше да  напускам.
Моето преобръщане беше  неслучайно, Рада ми изпращаше поздрав за потвърждение на своите думи. По такъв неприятен начин тя ми показа, че е поела отговорността за моята съдба

* * *
Още веднага щом се оказах пак на линия, ме преместиха на друг обект: "Завод Газосвет". Сега имах УАЗ с полуоткрита каросерия. На обекта се запознах с много енергичен човек, умът му сечеше като бръснач. Толкова много, и толкова разнообразни мисли имаше в неговата глава, че пътувайки с него до Калининград (който се намира до Москва) и обратно, можеше да седна и да пиша едновременно няколко дисертации. Навярно и аз бях го впечатлил с нещо, тъй като той ми предложи да работя в неговата фирма. Фирмата се наричаше "Електрическо табло", и се намираше на площад "Маяковски", в сградата на  ресторант "София".
Когато влязох в помещението на фирмата за първи път, бях учуден от творческата атмосфера, цареща там. Един поглед ми беше достатъчен за да взема решение. Така смених работата си. Сега, идвайки в работата, получавах огромно удоволствие и бях приятно изненадан, не знаех, че от труда може да се получава толкова радост.  Фирмата изготвяше рекламни осветителни табла и други подобни. Но основната й задача беше  обслуживане и ремонт на едно светлинно табло, което се  издигаше в огромен обхват от четиридесет и шест метра над четириетажно здание. Тогава се заинтересувах от электроника и бързо започнах да усвоявам тази нова за мен област. По-късно без особени усилия влязох  в МЭИ на вечерния факултет «светлинна техника».

Оригинален текст

ГЛАВА 9

ПРОБУЖДЕНИЕ

Когда я проснулся, то было уже светло.

«Почему весты не позвали меня встречать солнышко?», — подумал я и посмотрел в сторону их лагеря. И, о ужас — палаток там не оказалось. Не может быть, наверняка они решила пошутить надо мной. Игра продолжается, — тешил я себя, но понимал: всё! Здесь должна стоять точка! Игра кончилась!

До моего отъезда оставалось ещё два дня. Я переставил свою палатку на место их лагеря, и мне казалось, что какая-то часть вест осталась здесь, на песке, и я телом пытался впитать её в себя.

Утром и вечером я ходил на гору встречать и провожать солнышко. Я пытался получить ответы на свои вопросы. Но я не мог войти в то состояние, в которое входил при вестах.

* * *

Двадцатое августа было моим первым рабочим днем после отпуска. Не было никакого желания идти на работу. Действительно, прав был Добрыня, что работа — это труд раба. Я на самом деле чувствовал себя рабом. А после отпуска — с особой силой. От этого моё состояние было подавленным. Но что я мог поменять?

Проснувшись в шесть утра, я легко позавтракал и, впихнув своё тело в переполненный работягами автобус, отправился на автобазу.

Та машина, на которой я работал до отпуска, оказалась почему-то занята. Начальник колонны дал мне другую машину с телескопической вышкой. Такие машины-вышки давно морально устарели. В основном их использовали монтажники — не как средство подъёма к объекту монтажа наружной рекламы, такому, как вывески, объёмные световые буквы, баннерные растяжки и так далее, а скорее как просто средство передвижения, так как сама вышка была крайне несовершенна, особенно её механизм опускания. Когда её клали на место для транспортировки, то на последних десятках сантиметров она словно срывалась и переходила в состояние свободного полёта. В момент её касания кузова происходил ужасный удар, от которого содрогался весь автомобиль. У водителя, который в это время должен находиться в кабине, от таких опусканий остаются неизгладимые переживания. Ведь создаётся такое впечатление, будто корзина от вышки (в ней во время монтажа находятся монтажники) не сможет остановиться там, где ей положено, и сомнёт кабину водителя вместе с ним самим. Тем не менее, они использовались, и раза три или четыре я всё же поднимал на ней монтажников. А один раз при попытке опустить вышку сломался повалочный крюк. Недолго думая, по совету монтажников я привязал трос к корзине вышки, а другой конец троса к невысокой, но прочной оградке и потихонечку стал сдавать машиной назад. Трос натянулся, и вышка сначала медленно стала наклоняться вниз, но, пройдя некую точку, она с таким грохотом обвалилась на машину, что я подумал, будто она отвалилась полностью. Монтажники одобрительно улыбались. Видимо, они неоднократно наблюдали, как водители вот таким образом опускали вышки.

Машины с такими телескопическими вышками были, как правило, исправны настолько, чтобы выехать из ворот автобазы. Очень часто возвращаться приходилось на буксире. Но тут мне попался экземпляр на редкость с резвым двигателем.

День после отпуска тянулся чрезвычайно долго. Хотелось, чтобы он быстрее кончился. Я чувствовал, как железяка вытягивала из меня все силы. И под конец рабочего дня их у меня практически не осталось, а ведь ничего особенно тяжёлого я не делал. Подавляющую часть рабочего дня я сидел в кабине автомобиля и ждал монтажников, которые вяло, словно варёные раки, делали свою работу. Езды за день было немного, в общей сложности я проехал километров тридцать. И вот наконец путевой лист подписан, можно возвращаться на базу. Настроение у меня несколько приподнялось. Я поехал по шоссе Энтузиастов в сторону центра. На стрелке светофора повернул на улицу Войтовича. Особо я не разгонялся и, экономя бензин, катился на нейтралке, так как улица шла вниз по наклонной. И тут внезапно мне вспомнились слова Рады: «Тебя ждёт сюрприз в первый же день твоего выхода после отпуска на линию», «не переживай, будет хуже».

И тут перед самым автомобилем я увидел яму, в которой на глубине двадцати сантиметров виднелся люк колодца. Влетать в яму я не собирался и машинально сделал резкий поворот налево. Это была моя роковая ошибка. Машина послушно повернулась, и тут я увидел, что прямёшенько направляюсь на кирпичную стену кладбища. Мне пришлось спешно исправлять создавшую ситуацию, и я дернул руль в противоположную сторону. Центр тяжести автомобиля был расположен очень высоко для такого манёвра, ведь вышка весит в общей сложности две тонны. Устойчивости для такого поворота оказалась недостаточно, и автомобиль стал переворачиваться. Я пытался выправить ситуацию, тщетно вращая рулём, но было уже поздно, автомобиль завалился на бок и со скрежетом ещё некоторое время двигался по асфальту. Лобовое стекло под воздействием сминающей силы рассыпалось на тысячи кристалликов, а я всё ещё держался за руль, не понимая, что произошло и как это могло случиться. Выползая из проёма лобового окна, я взглянул на автомобиль. Кабина со стороны водителя была изрядно покорёжена, деревянный борт разлетелся в щепки. Меня знобило, я вновь залез в кабину и, взяв оттуда куртку, одел её. Далее откуда-то, на удивление быстро, взялась скорая помощь с настойчивым санитаром. Увидев на моей ладони небольшую царапину, которую я получил, вылезая из кабины машины и ненароком порезав руку об осколок стекла, он перебинтовал мою ладонь так, что создавалось впечатление, будто у меня открытый перелом. В те времена бинтов не жалели. Санитар хотел увезти меня в больницу, уверяя, что я получил травму головы, и только после того, как я расписался в каких-то его бумагах, заверив этим, что отказываюсь ехать в больницу, он меня оставил в покое. После появился инспектор ГАИ. На москвичёнке примчался наш начальник колонны. Увидав меня, он обрадовался, кто-то сообщил ему, что я погиб. Он подбодрил меня, заявив, что ничего страшного не случилось, машину восстановим, и что более важно, что я сам не пострадал от аварии.

В общем, я отделался лёгким шоком, месяцем восстановительных работ над автомобилем и вычетами из зарплаты на это самое восстановление.

Однако выводы я сделал: с автобазы надо уходить. Перевернулся я не просто так, Рада слала мне привет как подтверждение своим словам. Таким неприятным для меня образом она показала, что берёт на себя ответственность за мою судьбу.

* * *

Как только я вновь оказался на линии, меня прикрепили к новому объекту: «Завод Газосвет». Теперь у меня был бортовой полутентованный уазик. На объекте я познакомился с очень энергичным человеком, у которого голова работала, как атомная электростанция. Мыслей было настолько много и настолько они были разнообразны, что, проехав с ним до Калининграда (что находится под Москвой) и обратно, мне можно было садиться и писать диссертации сразу по нескольким темам.

Я, видимо, тоже произвёл на него какое-то впечатление, так как он предложил мне работать на его производственном участке. Участок тот назывался «Световое табло» и находился на площади Маяковского, в здании тогдашнего ресторана «София» (ныне там находятся ресторан «Ростикс» и информационное агентство «Интерфакс»).

Когда я там очутился впервые, то был удивлён той атмосферой творчества, что присутствовала на участке. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы принять решение. И я поменял место своей трудовой деятельности.

Теперь, приходя на своё трудовое место, я получал ни с чем не сравнимое удовольствие и был этим приятно удивлён, так как не думал, что от труда можно получать столько радости. Участок занимался изготовлением и обслуживанием наружной рекламы. Большей частью на тот момент там производились электронные блоки управления объектов наружной рекламы. Это всевозможные переключатели гирлянд, пробники, регуляторы свечения газосветных ламп и тому подобное. Но основная его задача заключалась в обслуживании и ремонте самого светового табло, которое возвышалось огромным полем сорок на шесть метров над четырёхэтажным зданием. Там я заинтересовался электроникой и быстро стал осваивать эту новую для себя область. Впоследствии без особых трудов я поступил в МЭИ на вечерний факультет «светотехника».