КУВАЛДЫ И КОСТИ  

 Заготовитель сельского приёмного пункта Пётр Павлович Иорданов бесполезно свирепствовал в бухгалтерии райзаготконторы, поломал деревянные счёты Ады Менделеевны, которые за тридцать лет отстучали тонны, упакованные джутовой верёвкой итоговые отчёты. Костяшки счётов так привыкли к главным бухгалтерским пальчикам с тяжёлыми перстнями, что всегда сами норовили скользить по гладким струнам, угадывая высчитанные бесконечные цифры, записанные в главных книгах и накладных отчётах сложенными арифметическими величинами. Теперь диски выбежали из плена счётоводной рамки, ненужными валялись на полу заготконторской бухгалтерии.
Машинкам вычислительным, которыми пользовались младшие сотрудницы, Ада Менделеевна не доверяла, потому что всегда берегла мозги от ненужного износа памяти. Из её памятливой головы можно было с точностью до центнера извлечь количество лука, который контора отправила в далёком 1961 году на уже свободную Кубу, поэтому она однозначно заявила на всю заготконтору: или Карел Лупович избавит её от этого хама, или она до Киева дойдёт.  А Киев город строгий и ласковый, старинный, позолоченными куполами расписан, мёдом намазан.   
В этот медистый год, накануне, Иорданов завёз в склад пятьдесят девять тяжёлых бидонов с мёдом, и заверил пчеловодов, что могут спешить обналичивать накладные на весь сданный тоннаж степного мёда.
Лаборатория сделала расчленённую пробу цветочного продукта, и только к одному единственному бидону, который сдал начинающий пасечник, бесшумно устремились все работники конторы. Не всем достался янтарно-яровой мёд.
 Директору и главбуху лаборатория наполнила образцовые кадушечки, другим в чапыжники тоже налили.
 Складу была дана команда: дать заготовителю полный вес.
От обиды за не распробованный медок, - вес на складе не дали.
Потому и громил Иорданов бухгалтерию.
- Шьтё такое Иорданоф, опять скандалишь, зайди ко мне, заходи в кабинет… - директор озабочено выглядывал из приёмной, стучал коленями по косяку и бил воздух руками.
Карелу Луповичу только позвонили из дому и сообщили, что у двухлетней внучки уже спала температура, по селектору слышно было, как ребёнок вполне весело кричал: - Деда, деда…аа; - и дочь тут же капризно интересовалась: - Пап, ну ты скоро? Викуля трубку не отдаёт, она за тобой соскучилась. Мы тебя на обед ждём.
Действительно… - шептала бессменная секретарша, и вдруг громко на Иорданова прикрикнула: - Да не задерживай ты директора, там лапуся за дедом соскучилась. - И затем, ещё другое тоскливое уныние прожгла: - Ну, зачем дитя травмировать…    
Директор с утра озабочен невыполнением плана по заготовке костей, он переживал, что прошлогоднее знамя победителя соцсоревнования очень сердито трепещет над последним годовым отчётом лучшей заготконторы республики.   
   Ударял директор косточками маленького кулачка по кожаной папке скандалиста:
- Я знаю, никьто кроме тебя не спасьёт план по костям Иорданофь, хромаем костями, ты давай поищи по мясокомбинатам сто тонь сухих костей, разберись со складом по сданному мёду они, что там систему забыли, продвинь неуспех в удачу, а от бухгалтерий я тебя всегда выгорожу.   
Иорданов вышел из кабинета с совершенно довольным впечатлением; встал, оглянулся назад, закрыл очарованные глаза и, не задумываясь, сказал: - Ленин!..
Он сел в кабину бортовой машины, загруженную полными бидонами, и папкой показал шофёру:  - Прямо.
Через некоторое время:  - Здесь налево!
Дальше:  - Тут объедешь! Здесь недавно «кирпич» поставили.
Эта улица машинами заставлена. Гони по следующей.
Поворачивай направо, тут раскопано!
Потом:  - Ещё раз направо. Прижмись в левую сторону.
И наконец:  - Стой!
Пожилой шофёр вспотел, снял шапку:
- Ну, Павлыч, ну ты и знаток, убийственно шаришь весь этот скучный строго расчерченный  Болград.
Знаток скучного городка, зашёл к знакомому пасечнику, хотел  одолжить бидон мёда.
- Мёд есть, бидонов нигде нет, в ванном корыте, в лоханке мёд держу, – сказал пасечник.
 - Жди, я привезу, знаю, в какой подсобке лежат накрытые мётлами бидоны.
И шофёру снова указал: - Гони прямо в новый хозмаг. Мы спешим.
…Пока продавец был занят спросом, Пётр Павлович разглядывал весь железный товар: вёдра, огромные кастрюли, теребилки, цепи…
В углу на полу он вскользь увидел большую кучу, больших молотков. Прошёл мимо, и тяжесть в голове как то вдруг стала таять, устало начали расплываться по полкам заставленные бесполезною тратой, совершенно ненужные предметы. Тяжелели в черепе невидимые бидоны.
Иорданов полз взглядом дальше, а голова выкручивала озабоченное сомнение, поворачивалась в сторону кувалд. Его ноги стали уставать, словно медовухи напился. Он присел возле кувалд, принялся считать их количество, вычитывать буквы и цифры, отпрессованные возле отверстия для рукоятки.
Каждый по пять килограмм. Цена восемьдесят три копейки.
- Рыжий! - окликнул он продавца, - отсчитай мне пятьдесят девять кувалдочек, я ими костную шквару буду толочь…
 Когда загружали железные обрубки в кузов, он удивлённому водителю объяснение конкретное дал: - План по металлолому спасаю, почти триста килограмм добавить придётся.
Машину гружённую, на ночь во дворе заготпункта оставили, стали ждать утро.
Железному работнику, - «Человек – замку» Сеньке, заготовитель указал: - Очистить кувалды ветошью от мазута, протереть спиртом до сухоты запаха, и опустить по одной единице в каждый бидон, пусть для своего счастья металл в мёде купается…
Первое событие, оговоренное с директором - Иорданов успешно переместил по назначенному определению - разобрался с кладовщиком. Навар от утопленных килограммов устно высчитал.
 На усмирённую Аду Менделеевну дерзко поглядывал, если бы не социализм, она бы его не задумываясь, задушила и вышвырнула. Получил: командировочные бумаги, деньги, и уехал на Кагульский мясокомбинат выписывать обезжиренные сушёные кости.   
Из-за поломки собственной мельницы, комбинат завален обвалованным костным полуфабрикатом, платёжные поручения без волокиты оформили, и представитель заготконторы уехал в свой счётный отдел, - перевод рублей делать.
Замедленные шевеления Ады, Иорданов с нахальным пренебрежением выжидал, беспрерывно повторял в своём сознаний сказанные на всю бухгалтерию заверения  директора, что только он один, может так способно исправить минусовый раздел годового плана. Улыбался неожиданному усмирению страшного кабинета, гладил бумаги в папке на сто тон костей, которые будут потом стёрты в кормовую муку.
…Хлопнул дверью, и поехал грузить вагоны с костями.
Два железнодорожных вагона чернели на платформенных весах, их насыпали доверху согласно тоннажу.
Последние печати, и можно ехать ждать вагоны на станции в Табаки. 
Главбух мясокомбината, была не такой грозной, как Ада Менделеевна, улыбалась красивыми зубками и нежными ямочками на щеках. Иорданов даже подумал пригласить её в ресторан, что бы сказать ей своё вполне неожиданное очарование.
А она с безразличием спросила: - Болград, это что у нас другая граница?
- Ну да, - он прежде как-то не задумывался, что бывают границы .
- А нам же наш департамент запретил за пределы республики отпускать продукцию, …только по Молдавии можем работать.
 - Как только по Молдавии?! …Где Молдавия теперь?
 - Всё, бывшая Родина убежала в прошлое, Советского Союза больше нет, каждый по отдельности колбасу кушать будет.      
 - Так, колбасу пусть кушают, а кости причём?!
 - А при, том, что они тоже только нам принадлежат!.. Идите к директору…
    Иорданов тут же запылал, потом бледнеть начал, едва поднялся, вяло пошёл к директору.
 Директор хоть и не Ленин, но тоже разводил руками: - Обстановка поменялась дорогой товарищ, нам указания последние спустили, выполнять будем молча.
 Иорданов представил себе Аду Менделеевну, заготконтору оставшуюся без Советского Союза. И испугался.
Ему захотелось заплакать, но годы его слёз убежали вместе с ним.
 Он поочерёдно умолял бухгалтерию, директора, главного технолога, заведующего производством мясокомбината. Все грустно поглядывали на полный склад с костями, и большим пальцем показывали в безрассудный потолок.
…Далёкая бухгалтерия заготконторы вдруг стала похожей на огромный ледяной дворец,  Ада Менделеевна сидит на высокой глыбе льда, держит в руках счёты с костяными шкварами, обрывает  из золотых струн костный мозг и, бросает в лицо заготовителю. Рядом карликом на коленях у неё сидит склонившийся Карел Лупович, он  маленький и от того, не в состоянии никого защитить, только беспомощно сквозь приспущенные очки смотрит валяющегося Иорданова на холодном полу с прощелинами, из которых чадит разлагающаяся каныга.
Пётр Павлович стоял хмурым как вчерашнее утро, был похож на целую отару овец пригнанных на убой.
 Он не знал что делать. В его мозгах стучали колёсики пустых вагонов, от тряски все мысли уползли в очень холодную реку, что стояла под ним. Воздух был насыщен жёстким мясным паром, серые низкие облака намеривались навсегда спрятать небо. Он стоял неподвижно пока снова не сообразил, что массы, слишком необоснованно быстро, хотят расстаться с бывшим совместным замыслом.
От безвыходности, он лёг на пороге входной двери управления комбината, подложил под голову папку, и намерился определённо уснуть.
Костьми лягу, но кости вывезу, - подумал про себя Пётр Павлович.
Его раз переступили, другой, все удивлёнными поглядывали, и продолжали перешагивать. Юбочки возмущались… Сапоги, и ботинки готовы были затоптать.
Невразумительное восстание! Лежачая забастовка! Возражения и пересуды поползли по всему мясному комбинату…
- В чём дело, кто там такой не положено лежит? – поинтересовался  сам генеральный директор комбината.
 - А это человек, которому кости не дали, – объяснили генеральному сознательные люди.
Тот смотрел…, смотрел на занятый порог…, посмотрел на всех сразу, и махнул рукой на Кишинёв.
 - Так отдайте ему уже эти кости!
…Пётр Иорданов поднялся, хрустнули усталые кости и помятые мышцы, вытрусил папку и пошёл отправлять вагоны с обработанными, высушенными, плановыми костями уходящего, последнего Союзного года.